Это уже было знакомо. Это была его, Константина Тимофеевича, лаборатория. И ребята были его – родные.
Мурзик терся о глобус рыжей спинкой.
– Кыш! – крикнул Тихон и попытался дотянуться до котенка. – Брысь!…Тебе говорят или нет?!
Мурзик, скособочась, прыгнул в черный экран на дне тарелки и стал тонуть. Он вытягивал одну лапу, а другие в это время успевали увязнуть.
Тихон сделал отчаянную попытку дотянуться до Мурзика и проснулся.
На кухне звякали посудой и вкусно пахло пирогами. Тихон перевернулся на другой бок, чтобы досмотреть, что же стало с Мурзиком, но вдруг подскочил на кровати с одной-единственной мыслью: «Тарелка! Или… это был сон?»
Взгляд его упал на джинсы. На левой штанине был вырван огромный клок…
«Не сон!»
В комнату заглянула мать.
– Проснулся, полуночник? Я уж думала будить. Одевайся скорее, сбегай к Надежде Яковлевне, пока не уехала. Отнесешь ей деньги и записку.
– Какие еще деньги? Что за записки?
Тихон тянул время, чтобы избежать вопросов о порванных джинсах.
– Одевайся давай, все расскажу.
Мать ушла на кухню, а Тихон, выдернув из занавески иголку с ниткой, через край залатал штанину.
– Какие деньги, мам? – спросил он, усаживаясь за стол.
– Деньги Надежде Яковлевне. В записке написано, что купить.
– Она что, едет куда?
– А Левка не говорил тебе разве?
– Не-е.
– В Кисловодск едет сегодня. Непонятно, о чем вы говорите между собой, чтобы не знать, что у друга мать уезжает. Может, ты не знаешь, что и мы с отцом уезжаем сегодня?
– А вы-то куда? – теперь уже совершенно искренне вытаращил глаза Тихон.
– Да ты что?.. – опешила мать. – Совсем уже голову потерял со своими гуляньями? Ты смотри, ты у меня догуляешься… Вот отец узнает, до скольки ты ходишь!
И тут Тихон вспомнил. Точно ведь! Собирались в гости к дяде Саше.
«Так, так… – быстро жуя, соображал Тихон. – Это что у нас выходит? Это же можно на полюс! Хоть на один, хоть на другой. А там пожить в свое удовольствие в палатках! А если ружье отцовское захватить, так это же невозможно описать, что это такое получается. И Левка тоже свободен! Ну бывает же в жизни счастье!»
– Ты чего это засиял? – подозрительно заглядывая ему в лицо, спросила мать. – Ты чего это засиял, я спрашиваю? Уж не задумал ли чего учудить тут? Ты смотри мне! Дом на тебе остается. Вербу в загоне оставим. Тетя Клава доить будет. Молоко станешь брать у нее. Сколько надо, столько и бери. А гусей утром выпускай. Да не забывай кормить!
Но Тихон уже не слушал. И есть он тоже не мог. Кусок прочно встал поперек горла. Тихон сгреб с тарелки пироги.
– Ну, я пошел, мам… Чего там у тебя, давай.
Надежда Яковлевна встретила Тихона рассеянной улыбкой. Пакетик с деньгами и запиской она, не глядя, засунула в сумочку. Заходила по комнате:
– Так, это я взяла. Это взяла. Господи, что же я забыла?
– Очки… – Тихон вспомнил пустыню. – Очки вы, Надежда Яковлевна, забыли. Те, которые от солнца. Там, на юге, очки от солнца – первое дело.
Надежда Яковлевна насторожилась.
– Ты прав, конечно, Тихон. Очки там нужны будут. – Вернулась с очками, посмотрела на них, улыбнулась виновато, отложила в сторону.
– Теперь такие не носят.
Некоторое время она силилась что-то вспомнить. Что-то чрезвычайно важное. Так и не вспомнив, обратилась к Тихону:
– Тихон, ты уж, пожалуйста, посматривай за Левой. Он у меня такой несобранный! Просто не знаю, как я буду там. Наверное, с полдороги вернусь.
Такая перспектива не могла устроить Тихона, и он забеспокоился:
– Да что вы. Надежда Яковлевна! Поезжайте себе спокойненько! Он же здоровый у вас мужик. Голова! Вон мои уезжают…
Тихон понял, что сказал лишнее. К счастью, с улицы послышался автомобильный сигнал. Надежда Яковлевна стала сама не своя.
– Ну вот! Уже приехали… Уже пора. А я… Тихон, вы… Лева! Лева!
Из комнаты вышел взлохмаченный Левка и на ходу бросил:
– Привет.
Вдвоем с Тихоном они вытащили чемоданы и пристроили их в кузове школьного ГАЗика.
Мотор машины нетерпеливо взревел. Шофер был знакомый – муж буфетчицы из школы, он же завхоз – Лексеич. Его красное лицо всегда потело, а глаза шныряли туда-сюда.
– Ма-а-ам! – крикнул Лев, обратись к дому.
– Ну, мужики… – улыбнулся Лексеич. – Теперь вам лафа! Денежки мама оставила. Гуляй не хочу!
Он радостно захихикал, потирая лысину.
– Так мы и сделаем, – хмуро пообещал Левка. – Ну, ма-а-ам! – Надежда Яковлевна появилась на крыльце.
– Левушка, обещай мне… газ… письма… сразу отвечай… – Раздалось звучное чмоканье, и Тихон, чтобы не смущать друга, отошел, засунув руки в карманы. Наконец хлопнула дверка, взревел двигатель и ГАЗик укатил, нещадно дымя и лязгая разбитыми бортами.
Ребята постояли, пока машина не скрылась за поворотом.
– Пошли к Пашке, – сказал Тихон, – там новость сногсшибательная.
Тихон произнес эти слова на редкость обыденным тоном. Он долго представлял себе, как скажет эти или другие слова, как многозначительно посмотрит на друга. Ведь слова эти, какими бы они ни были, означали приглашение посмотреть на чудо. А получилось совсем просто: «Пошли, там новость тебя ждет».
– У вас с Пашкой сроду новость на новости, – недоверчиво усмехнулся Левка. – Приду… поем, вот…
Свернув в переулок, Тихон прижал покрепче еще теплые пироги к животу и припустил, не разбирая дороги напрямик через кусты, через свалку у мастерской, где они с Пашкой провели значительную часть жизни, собирая детали для своих конструкций. Единым махом перелетев кузов старой полуторки, поросшей травой, Тихон перевалился через забор и оказался в «объятиях» Вулкана. Друг человека настойчиво просил показать содержимое Тихоновой запазухи, контрабандно вносимое на охраняемую им территорию. Взятку в виде пирога принял с достоинством и, затянув на ноге Тихона петлю из цепи, удалился в конуру. Чертыхаясь, Тихон освободился от петли и подошел к открытой двери сарая.
Тарелка висела в метре от земли. Из-под нее торчали Пашкины ноги, обутые в старые кроссовки. Было что-то странное в том, как они торчали. Тихон присел и понял, в чем заключалась странность. Пашка лежал в воздухе. В ответ на его блаженную улыбку Тихон только головой ошарашенно покачал.
Павел заговорил, странно придыхая:
– …И лезь сюда. Не-евесомость… и попробуешь.
Он крутнулся в воздухе. Уперевшись в дно тарелки рукой, прижал себя к земле и приглашающе подвинулся:
– Залезай!
Тихон встал на четвереньки и полез под тарелку. Внезапно он почувствовал, как сначала голову, а потом и спину начало с силой прижимать к земле.
– Не бойся, – успокоил его Павел, – это вокруг тарелки ободок такой, где сила тяжести больше, а тут хорошо.
