— Нет-нет, все хорошо. Упала книга, простите, Профессор.
Он сдавленно улыбнулся — будто извиняясь за свой испуг и прерывистое дыхание.
— Сейчас я принесу чай.
И он ушел усталой шаркающей походкой, пытаясь, впрочем, сделать ее стремительной — мне так показалось. Сам Ричард Странтон — интересно. Почему Марта никогда не говорила, что живет с ним на одной лестничной площадке?
Я осмотрелась по сторонам, то есть по книгам. Нет, собрания сочинений профессор Странтон еще же выпустил. А может, не держал из скромности, чтобы не занимать места, отведенного прочим гениям мировой физики. На первый взгляд библиотека казалась совершенно специализированной — Ученые труды и ничего кроме. Только на второй вверху полке в левом углу — тоненькая книжка С гладким корешком между золочеными томами, мне до смерти захотелось узнать, какая. Оглянувшись в сторону полуоткрытой двери, я встала, приставила к стенке маленькую скамеечку для ног, потянулась на цыпочках вверх и, двумя пальцами подцепив нижний край книжки, выдвинула ее на несколько сантиметров наружу.
Петрарка. «Сонеты к Лауре».
— Вот чай, мисс Инга.
Я вздрогнула и чуть не потеряла равновесие. Показалось, что сейчас книги камнепадом покатятся на пол — конечно, одна клялась ничего не трогать! Но на этот раз обошлось — только Петрарка остался косо торчащим из стены, с головой изобличая мое неприличное любопытство. Профессор смотрел на меня как-то растерянно, в его руках мелко подрагивали на подносе две китайские чашки.
— Возьмите почитать, если хотите, мисс Инга, — серьезно сказал он. — Вам понравится. Этот человек был способен на великую любовь.
— Спасибо, — ответила я. Кстати, очень удобное слово, не обязывающее ни к чему, а тем более читать Петрарку Профессор поставил чашки на столик, и я снова села в кресло.
Чай у него был потрясающий, такой пьют в летнюю жару ради вкуса, а не только согреваются вечером вроде сегодняшнего. Профессор, отпивая глоток, чуть прикрыл глаза — и все равно он смотрел на меня в упор, не отводя взгляда. Не то чтобы неприятно — но какое-то напряжение это создавало. Интересно, он уже догадался, что я сегодня у него ночую?
— Мисс Инга, — заговорил профессор. Он слишком часто употреблял мое имя, которое я никогда не любила. — Где вы сейчас? То есть, я имел в виду, я хотел спросить, чем вы занимаетесь?
— Работаю в супермаркете, — ответила я. — Продавщицей.
Сообщая этот факт, я почему-то всегда вздергиваю подбородок и сверху вниз оглядываю собеседника — попробуй-ка усомниться, что работа продавщицы супермаркета высокоинтеллектуальна, респектабельна и престижна. Это происходит абсолютно помимо меня, честное слово.
Мне показалось, что профессор как-то внутренне съежился и еще сильнее сфокусировал на мне взгляд — если так вообще бывает. Протер очки, снова надел их, отпил большой глоток чаю и только потом спросил:
— А университет? Почему вы оставили университет, мисс Инга?
Я улыбнулась и пожала плечами — а что, вопрос как вопрос, никаких ассоциаций и воспоминаний он у меня не вызывает. Тысячи девушек бросают университеты и повыше рангом, чем наш захудалый Сент-Клэр, никаких особенных причин для этого не нужно.
— Так, поняла, что ученой дамы из меня не выйдет, — сказала я и добавила экспромтом не слишком добрую остроту. — Поняла, когда попыталась прочитать вашу книгу, профессор.
— Какую?
Он спросил совершенно серьезно, даже с испугом, он чуть ли не давал себе клятву никогда больше не писать книг, настолько фатально влияющих судьбы юных девушек, — и мне стало стыдно, тем более что шутка действительно вышла так себе. Яуже решила извиниться перед ним, как вдруг раздался резкий щелчок.
Мои руки нельзя оставлять без присмотра — особенно когда я с милой улыбкой отвечаю на вопросы, от которых неплохо бы закричать.
Мои руки непроизвольно щелкнули рубильник на маленьком квадратном пульте.
Профессор стремительно рванулся вперед и намертво вцепился в мое запястье — так не хватают за руку преступника, так пытаются удержать падающего в пропасть. Я судорожно вернула рубильник в начальную позицию — может, не стоило, я же ничего не знала о действии этого прибора. Стрелка, упавшая было к нулю, прыгнула к самому концу полукруглой шкалы, потом подскочила до середины и заметалась из стороны в сторону, постепенно уменьшая амплитуду колебания. Почему-то с большим трудом я оторвала взгляд от этой стрелки и перевела его на лицо профессора.
Белое, с мертвым оттенком пепла. Каменно-искаженное, на моих глазах оно начало медленно оживать. Он прикрыл глаза — так, словно уронил на землю огромную тяжесть. Его губы шевельнулись совершенно беззвучно, но очень выразительно, я все поняла: «Здесь, со мной…»
Я встала, потирая до сих пор словно стиснутое браслетом запястье. Почему-то комната перестала быть защищенной и уютной.
— Профессор, я посмотрю, может быть, моя подруга вернулась. Уже поздно, и мне не хотелось бы..
— Инга!!!
Он вскочил и чуть было снова не схватил меня — в незаконченном движении его рука упала вниз.
— Мисс Инга, я прошу вас, останьтесь. У меня есть совершенно свободная комната, вам будет удобно, уже действительно очень поздно, я вас прошу…
Я б не очень удивилась, если бы он встал на колени — этот умоляющий голос, исходящий от старика, от ученого, профессора… Дико, нелепо, так жалко и в то же время жутковато…
— Я не хотела бы вас стеснять, я только выйду да лестничную площадку, и если… Большое спасибо за чай, профессор.
Я поспешно прошла в прихожую, сняла с вешалки свое пальто, но надевать не стала, просто перекинула через руку. Хоть бы Марта действительно дернулась…
Около дверей я остановилась — не открывать же чужой замок — и посмотрела на профессора. Я успеа уловить кусочек движения его губ, замершего, не превратившись в слова. С мертво-бесстрастным, будто у какого-то древнего стража, лицом профессор роднял руку и щелкнул замком. Дверь открылась. Дверь открылась, и я шагнула вперед, и я замерла, и я метнулась назад — потому что там, на лестничной площадке…
Потому что одновременно отворилась еще одна дверь — а он был босиком, и в руке у него было ведpo, и он не сразу поднял голову, лишь через четверть секунды — и четверть секунды только я смотрела на него: подбородок, губы, ресницы… глаза! Егo глаза черкнули о мои — даже не взгляд, одна искра, и все. Его больше не было на лестничной площадке, а может, это меня уже не было там, я же метнулась обратно, я упала в ложно-спасительное тепло прихожей, мягкой, защищенной, закрытой. И профессор шагнул мне навстречу, а потом я уже не делала ничего — это он обнял меня за плечи, отвел в комнату с лампой, креслом и непроницаемыми занавесками, поднес к моим губам чашку горячего чаю. Я обожглась — и заговорила.
