Запер дверь, ключ под коврик – и пошел. Нет ли пивка в гастрономе?
И вновь – ровный свет со всех сторон. Не было вокруг никого и ничего.
Значит, вот где поворот…
«Да. Именно там. Отрекся от своих желаний, от мечты, от творчества. Перестал в тот миг быть творцом, именно тогда, понимаешь? Я ведь дал тебе тогда шанс, воплотил твою мечту. А ты… Где теперь та рукопись? Хранишь?»
«Не помню. Наверное, где-нибудь… или… Не знаю…»
«Отрекся – и забыл. Так удобней. Ты ведь сознательно все забыл».
«Но я ведь… Я… Целыми днями… Это что – не творчество?»
Художник засмеялся.
«Почему я не вижу тебя? Где мы?»
«По-другому здесь не получается. Предбанник. И срок встречи, к сожалению, почти истек. Тут ничего не поделать. Ты все-таки вспомнил – остальное зависит только от тебя. Хочу верить… впрочем, нет… Пора прощаться».
Голос Художника – все слабее, тускнел ровный свет, медленно, как театральная люстра… Голос все слабее, словно уходил, уходил Художник и забирал с собой свет…
«А я? Куда я? Не с тобой? Куда я?..»
Он чувствовал, что Художник уже – далеко. За гранью. За толстым туманным стеклом. Но слова пробились. Все-таки пробились. Обрывками, клочками…
«…назад… чтобы ты вспомнил… только от тебя… возможность на все…»
Напрячься – и изо всех сил, пока не сдуло, не утащило ветром, сквозь злое жужжание, резкое, со всех сторон, сквозь черноту, пока не сомкнулись гладкие ледяные стенки, выталкивая, выжимая…
«Что ты делаешь здесь?»
Нарастающий гул. Он почувствовал, как закрылась невидимая дверь.
Повлекло в водоворот, и черные стены – мимо, мимо, где верх, где низ?.. Звон, непрерывный пронзительный звон, звон, непрерывный пронзительный нарастающий, словно лезвие, безжалостными пронзительными зигзагами звон звон звон звон звоннннннн…
*
Туманно, туманно…
Как там советуют психотерапевты? «Вы, кажется, проснулись? Очень хорошо. Не открывайте пока глаза, ни в коем случае не вскакивайте сразу с постели. Не спешите. Пусть будильник угомонится сам…» Кстати, будильник почему-то не звонил – а ведь должен, с утра нужно поработать в архиве. И почему голова… и спина?.. Почему не слушаются руки?..
Открыть глаза и попробовать встать. «Я спокоен, я бодр, у меня хорошее настроение, сегодня я плодотворно поработаю». Открыть гла…
Кто-то стонал. Над головой – белое, в трещинах, небо. Небо? Это
– небо?.. Потолок. Это потолок – над головой. И стон – его собственный стон. И боль – его… Что случилось? Чье лицо над ним – белое, расплывчатое?..
– Тихо, тихо, потерпите. Сейчас укол…
Трогали осторожно, но все-таки причиняя боль, что-то шуршало, звякало. Что-то холодное – на лоб. Туманно, туманно. Уплывает потолок… Тума…
*
Убегал, бежал по пустым коридорам, за угол, за угол, но стреляли, стреляли сзади, и пули с болью – в затылок. Споткнулся, упал – настигли, и по затылку, по затылку, по спине… «Кто вы, кто, зачем?» – «Охотники», – и смех.
Охотники!
Вывалился из кошмара и воспаленными глазами – в потолок, и послушными уже пальцами – в край одеяла. Вспомнил, обрел себя, вновь ввинтился в реальность, вернулся на свое место. Обвел взглядом палату – светлое, приглушенное, – а за окном опять белесое и бесформенное.
Вспомнил. Вписался в мир.
«Охотники неземные охотятся на планеты…»
Гос-споди! Тот ровный свет в пустоте, в тесной пустоте, тот разговор… Огненные полосы рассвета… Было! Действительно было…
Господи, неужели никогда… неземные охотники… за ним? В урочный час… чтобы дать возможность… на все… навсегда… Не Царство Божие – другой мир, просто другой мир. Или это и есть Царство Божие? Что если – присматриваются, оценивают – и в свой круг? Кто знает, какие дела ТАМ предстоят?.. С планеты на планету, из мира в мир – все лучшее, все… Способных творить. Творцов. Берут творцов… В любом…
Это – возможность? Шанс?.. Это… Попытаться вновь, как двадцать…
– Осторожно, уберите руку. Голову поднимите. Сейчас сделаем перевязку.
*
Бледная синева за окном, бледная зелень полей. И ветер, ветер – несет, разносит пыль, сушит землю. Ушла еще одна зима, не зима даже – а просто время года, потому что не было зимы, а была – муторность сырая и печальная. Кто-то бродит по полям. Прогуливаются с собаками, соскучились по весне. Другие люди – не глядят на его окна, не встречаются с ним взглядами. Другие…
Лежат, лежат, пылятся бумаги на столе. Проникает, всюду проникает пыль, проведешь пальцем по столу – останется след. Останется след…
Ну что, пора за дело? Здоровье-то уже позволяет, только по вечерам болит голова. За дело…
Прошелся по комнате. Душно, солнце прямо в окно, пыль эта проклятая. Воздуха… Взял стул – рука еще болела, после сорока лучше уж без переломов, – вышел в прихожую. Встал на стул, открыл дверцы антресоли. Голова слегка закружилась. Газеты, старые блокноты, распухшие папки с тесемками – черновики, перспективные и месячные планы, конспекты (Господи, сколько же он наплодил за эти годы на кафедре!), – наброски лекций, какие-то альбомы, толстые тетради в разноцветных обложках…
Где искать? И нужно ли? И поможет ли?..
– Куда ты полез? – В глазах жены испуг и раздражение. – Свалиться хочешь? Мало тебе? Не хватало еще…
И то – разве мало? Разве не хорошо все, не налажено, не устроено? Да и не найти в этих бумажных завалах. Даже если и лежит где-то…
Опять застыл у окна.
Ведь могло же привидеться, примерещиться? На мокром асфальте, на носилках в машине «скорой», на операционном столе, в палате… Могло…
Пылятся бумаги на столе – дело…
«Зависит только от тебя».
Подошел, ладони на стол – задумался. Вздрогнул, повернулся к окну – почудилось вдруг, что сгущается голубизна, и вместо пыльного дня – рассвет, и огненно-желтые полосы трепещут над горизонтом.
Вздохнул – и…
Украина, г. Кировоград
