- Насчет литер вы не правы, здесь ведь векторный принцип рисования - он гораздо сложнее в реализации, так что нужны не клеточки, а, я бы сказал, черточки, - произносит Богомолов.
- А симпатичные рисунки, Если не возражаете, я возьму себе один - в кабинете повешу.
- Несерьезно, Денис Давидович! Технические средства используются в личных целях, я уж не говорю о проблеме дефицита бумаги!
- А-а! Бросьте. Капля в море по сравнению с теми объемами, что утилизируют программисты. Не надо доводить администрирование до абсурда.
- Ерундой занимаемся! - это Рашидов - мой зам по оборудованию. - Девятый час, а мы тут какую-то абстрактную живопись разглядываем.
У него двое детей - пацаны, и, по слухам, очень строгая жена. Его можно понять.
Лебедев встает и подходит к столу.
- Насколько я понял, мне инкриминируют то, что я взял свои фотографии и загнал их в машину. Так вот, я этого не делал.
- Да, - Лиегис вскидывает брови. - Значит кто-то сделал это за вас. Кто же он?
- Не знаю. Что касается фотографий, то вот, взгляните: коллаж. Целая серия художественных образов наших сотрудников, да и еще кое-что. Вы слишком высокого мнения о моих способностях в области живописи и дизайна.
Так.., действительно... Работал не просто художник, а талантливый художник.
- Коллеги, - вмешивается Богомолов, - давайте попытаемся рассматривать эти произведения с объективных позиций. Вот рисунки и выполнены они, безусловно, с применением графопостроителя - вручную это сделать невозможно, слишком кропотливая работа. Стало быть, они выполнены машинным способом. Изображения кто-то ввел в машину, но кто и каким образом? Давайте прежде всего разберемся во втором вопросе. Предположение первое: фотографии, сетки и так далее. Коллаж в этом смысле не проблема...
- Вы ошибаетесь, - вдруг тихо произносит Голубин.
Все лица синхронно выражают изумление и поворачиваются в сторону сидящего возле дальнего края стола Алексея Дмитриевича. Я тоже поворачиваюсь и, видимо, мое лицо тоже выражает удивление, но по другому поводу.
Дело в том, что за последние полтора-два года я слышал голос Голубина на заседаниях не более двух раз, да и то в ситуациях, где он вынужден был отвечать на прямой вопрос.
- В каком смысле - ошибаюсь? - Богомолов явно растерялся.
- В прямом. Именно коллаж-то и проблема в этом смысле.
- А почему вы так считаете?
- Видите ли... Я думаю... Да, собственно, я совершенно уверен, что все эти рисунки появились в том или ином виде не более чем за четыре часа до момента их воспроизведения на бумаге.
- В том или ином виде.., - бормочет Богомолов, - в каком виде? Я что-то не понимаю!
- Например, в виде файла на диске, на ленте или в виде массива оперативной памяти.
- А, ну да! Но почему вы так решили?
- Потому что товарищ Лебедев вряд ли настолько тесно связан с редакцией "Вечерней газеты", что ему до шести вечера было известно содержание очередного номера.
Я смотрю на Лиегиса.
Первый раз в жизни лицезрею удалого Константина Эдуардовича в таком озадаченном варианте. Он переводит взгляд с одного на другого и беспомощно хватает ртом воздух. Остальные, и я в том числе, тоже хороши. Наконец, Лиегис находит-таки выход своему удивлению:
- Товарищи! Да что тут происходит?! Это заседание ученого совета или цирковое представление? Извините, но я... Балаган какой-то!
Все начинают говорить разом и никто никого не слушает.
- Товарищи, прошу тишины!
Нестеренко размахивает пачкой "Беломора" и просит немедленно выдать ему спички.
- Товарищ Нестеренко! Алексей Иванович, если хотите курить - курите, но только в форточку. Да тихо вы!
Постепенно все успокаиваются.
- Алексей Дмитриевич, признаюсь, ваши выводы меня несколько огорошили. Объясните, наконец, что вы имели в виду.
- Передайте мне, пожалуйста, все рисунки. Спасибо... Благодарю вас... Вот смотрите - это сидит за пультом Лебедев... Справа - Никешкин, слева - устройство печати, на заднем плане плакат с таблицей команд оператора. Это, несомненно, пультовая - так?.. Что же делает Лебедев? Он что-то набирает на экране дисплея. А что именно?
- Кр де семь, К бе два... Да мало ли что он там набирает!
- Да, а вот сбоку виден столик с телекамерой... Кстати, товарищ Курицын, у вас в пультовой один такой столик?
- Один, вторую телекамеру только вчера привезли... Это что? В шахматы играют?.. - бормочет Курицин.
- Не совсем так, Лебедев набирает текст этюда.
- Какого этюда?
- Шахматного этюда.
- Ах, вот оно что!
Лебедев спокойно сидит в стороне. Его, кажется, все это не сильно волнует.
- Ну, пусть это шахматный этюд. И что из этого следует?
- Из этого следует, что событие, изображенное на картинке, произошло позавчера и не ранее шести вечера, когда стали продавать "Вечорку".
- Ага! Так он взял этюд из газеты! Но может быть, он его раньше знал?
- Это совершенно невероятно.
- Почему?
- Потому что автор этюда - я.
- Вы?
- Я.
Немая гоголевская сцена.
- Господи! - восклицает Лиегис. - Неужели вы, Алексей Дмитриевич, заниметесь подобной ерундой.
- Есть такой грех, - Голубин смущенно улыбается и поглаживает седой пушок на голове.
- А я вашей фамилии не видел под позицией, - вдруг нарушает молчание Лебедев. - Там какой-то иностранец, кажется, Гарда.
- Правильно, дружок! Гарде - шах ферзю - мой псевдоним.
Вот тебе и раз! Кто бы мог подумать, наш уважаемый Алексей Дмитриевич - и на тебе, шахматный композитор.
Да-а-а, Алексей Дмитриевич - это эпоха. В институте он появился, когда меня тут и в помине не было, и представить без него институт совершенно невозможно. Этот маленький незаметный человек за свою жизнь наделал столько, что хватит и на иных десятерых. Куда ни сунусь - везде натыкаюсь на его работы. Сотни статей, три монографии по теории алгоритмов, докторскую не защищал, а получил степень по совокупности работ. Ни разу не слышал, чтобы он гденибудь выступал, но ссылаются на него везде и всюду. Удивительная личность я бы сказал, реликт эпохи титанов математики! А в жизни это добрейший и милейший человек. Его тактичность чудовищна и вошла среди сотрудников в поговорку. Своих аспирантов (а их у него не меньше трех каждый год) именует коллегами и поит чаем за свой счет. Кстати, он был научным руководителем Лебедева и, если мне не изменяет память, это единственный случай, когда его аспирант не защитился... Хм!..
- А вы, Алексей Дмитриевич, не путаете? - произносит Лиегис. - Это точно ваш этюд?
- Как же, батенька, я могу перепутать, если составлял его целый год. Тут уж, извините...
- А скажите, - Лиегис поворачивается к Лебедеву, - вы хорошо играете в шахматы?
- Первый разряд. Был. - Лебедев выпячивает нижнюю губу, раздумывая о чем-то своем. Потом как бы стряхивает оцепенение. - Вы, Константин Эдуардович, подозреваете, что я украл у Алексея Дмитриевича его шахматный шедевр. Спешу вас разочаровать - я и в мыслях не держал, что у него может быть такое хобби.
