Привратник сказал:
– Добрый день, господин доктор. Сейчас откроем, только не очень широко, чтобы не вошел никто лишний.
Открыли тяжелую решетчатую створку ворот, и под неприязненные крики толпы ассистент проскользнул внутрь. Люди, стоявшие у ворот, вели себя в общем тихо, лишь хмуро смотрели на него, а сзади долетали грозные проклятия, даже камень просвистел мимо, но, к счастью, за ним не последовали другие.
– Что это? Безработные? Чего они хотят? – начал доктор Грей, обращаясь к офицеру.
– Вы, наверное, доктор Грей? – спросил офицер. – Это хорошо, что вы пришли.
– Господин инспектор, что тут происходит? Чего хотят эти люди? Что-то случилось? – спрашивал перепуганный доктор.
Инспектор, казалось, немного смутился.
– Да нет… Понимаете, это все из-за проклятой статьи.
– Какой статьи?
– Вы не видели сегодняшнюю утреннюю газету?
– Нет.
Офицер достал из кармана помятый экземпляр «Ивнинг стар». Доктор Грей взглянул на первую страницу. Там было написано огромными буквами:
ЧЕСТОЛЮБИВЫЙ ПРОФЕССОР ВЗОРВЕТ АМЕРИКУ!
И пониже, чуть меньшим шрифтом:
ГЕНЕТОН, УЖАСНЫЙ ВЗРЫВЧАТЫЙ МАТЕРИАЛ,
В ТЫСЯЧУ РАЗ СИЛЬНЕЕ АТОМНОЙ БОМБЫ.
А потом:
СЕНСАЦИОННЫЙ РЕПОРТАЖ С ТАЙНОЙ КОНФЕРЕНЦИИ
СВЕТИЛ МИРОВОЙ НАУКИ.
Вся эта великолепная история была обильно снабжена множеством цифр и неизвестно откуда добытыми снимками участников собрания, которое было описано устрашающим образом. Следует признать, что Раутон знал свое дело. Он создал полнокровную, художественную эпопею. Профессор Фаррагус и его оппонент (репортер сумел разузнать его фамилию) были представлены как противоборствующие фанатики, которые для доказательства правильности своих взглядов способны уничтожить весь мир. Слова, которые произнес Фаррагус, выбегая с конференции, показались способному журналисту недостаточно насыщенными трагизмом и не слишком выразительными. Поэтому он с чистой совестью написал:
«…Профессор Фаррагус бросился к двери, выкрикивая на ходу: “Скоро свет убедится, что мой препарат – это самый страшный РАЗРУШИТЕЛЬ, какой знала история!!!”»
Конечно, текст не был совершенным, но у Раутона имелись смягчающие обстоятельства. Он каким-то чудом молниеносно обеспечил междугородний ночной разговор со своей редакцией, остановил печать уже набранного номера и до двенадцати ночи непосредственно со стенограммы надиктовал всю статью. Нужно сказать, что тираж газеты резко пошел в гору. В восемь утра типография печатала пятый миллион.
– Ах, генетон, – ужаснулся Грей.
– Это может быть правдой? Я разговаривал с профессором, но он утверждает, что таких слов не говорил. Вы были на том собрании?
– Что? А, нет, я не мог… Боже мой, что же будет? Значит, эти люди…
– Послушайте, господин доктор, этот препарат действительно чего-то стоит? – спросил инспектор, конфиденциально взяв его за руку.
– Что? Как это?
– Ну, он действительно взорвется, если поместить его в огонь? Вы это видели?
– Да хранит нас Господь Бог от этого! Не видел, потому что после этого я не увидел бы вообще ничего и никогда. Что он там понаписал, этот репортер? Этот препарат вызывает возгорание материи – понимаете вы это или нет? Возгорание материи, как искра в бочке с порохом, создает все больший и больший пожар, пока все не взлетит на воздух. Достаточно одного грамма этого порошка, коробки спичек и огрызка свечи, чтобы покончить с миром.
Грея трясло от волнения.
– Где Фаррагус? Где профессор? – Он вдруг обратился к офицеру: – Боже мой, он не мог говорить это всерьез.
– Профессор? Его хотели линчевать, когда он пришел утром в университет. Все из-за этого проклятого репортера, который обо всем раструбил.
– Я сам работал над этим вместе с профессором, – бормотал Грей, – это ведь страшно…
Толпа напирала на решетку. Кто-то возбужденно кричал:
– Эй, расступитесь!
В узком проходе показались три подозрительно выглядевших типа, которые несли большой телеграфный столб.
Инспектор бросился к воротам, хватаясь за рукоять пистолета.
– Не смейте бить по воротам! – рявкнул он. – Слышите? Гопкинс, – сказал он полицейскому, который пялился на толпу, опираясь на карабин, – беги к телефону, скажи, чтобы нам прислали пару констеблей, а может, и целый взвод!
Грей, так и не пришедший в себя, направился к зданию.
В кабинете профессора было тихо. Он постучал в дверь – ответа не последовало. Вошел в кабинет. Профессор сидел с опущенной головой в кресле и постукивал пальцами правой руки по столу. Стопки исписанных листков валялись в беспорядке. Он поднял на вошедшего близорукие опухшие глаза и моргнул.
– А, Грей? Вы не были вчера на совещании, да?
– Господин профессор, – начал Грей, – я не мог… Моя тетка…
– Ах, оставьте. А вы знаете, что Кунор назвал мою работу дешевым балаганом, мои данные – фальшивыми, а благородное собрание высмеяло меня?..
– Все великие изобретатели… – начал Грей.
– Да, знаю, знаю. Помирали от голода в нищете. Ну и что с того?
– Полемика, господин профессор, это глупость…
– Как это глупость? – подпрыгнул профессор. – Если Кунор оскорбляет меня, то это глупость?! Если называет мой препарат безвредным, это глупость?!
Профессор оперся о стол, побледнел и вдруг схватился за сердце.
Грей испугался.
– Где же нитроглицерин, Боже! – Он подал старцу стеклянную пробирку, побежал за водой и вернулся со склянкой.
Фаррагус беспомощно сидел в кресле, на желтых щеках у него выступили коричневые пятна.
– Сердце… сердце… – тихо шепнул он.
Махнул рукой, когда Грей хотел подать ему воду. Он пришел в себя, подошел к окну и посмотрел вдаль, где за завесой листьев раздавались глухие крики.
– Что за хамство! – проворчал он. – С ума можно сойти. Меня утром чуть не забили, когда я пришел. Я хотел сделать из генетона символ и гарантию мира, а какой-то Кунор, который дал науке, с вашего позволения, сами знаете, что он дал, осмеливается, лишь потому, что его жена – дочь ректора, говорить мне, мне! – Он ударил кулаком в грудь.
В эту минуту раздалось деликатное постукивание, и в кабинет проскользнул человек среднего возраста, глаза которого молниеносно обшарили все вокруг. Из заднего кармана потрепанных серых брюк он достал стенографический блокнот внушительного вида и, вооруженный им и авторучкой, приблизился к профессору, словно балерина, выполняющая свои pas de ballet[146].
Профессор заметил незваного гостя, лишь когда поднял на него глаза.
– Кто вы? Чего вы хотите?
– Раутон из «Ивнинг стар», – сказал пришелец, поклонившись еще раз. – Репортер по вопросам чрезвычайной важности, – добавил он, стараясь деликатно улыбаться. – Господин профессор, я позволил себе разместить вчера небольшую заметку…
