Ведь главная проблема, проблема из проблем, так и остается размазанной на стеклышке под микроскопом. Колю палец, добавляю свою кровь к пробе костного мозга и вижу - мои клетки атакованы и поглощены. Это демонстрация вампиризма, потребности в чужом гемоглобине, что в переводе с языка микробиологии означает убийственную жажду крови. Что я могу противопоставить такой зависимости? Если у меня все получится, потребности лорда Рутвена не будут больше считаться болезнью. Если я провалюсь, не только лорда Рутвена ждет расплата. Что мне делать? Какое направление исследования избрать?
Не могу же я бесконечно ждать Хури.
Письмо мистера Брэма Стокера почтенному Эдварду Весткоту
Театр "Лицеум"
15 августа
Дорогой Эдвард!
Я попросил извозчика передать вам эту записку с вашей женой, ибо опасаюсь, что Люси слишком легко относится к тому, что случилось с ней сегодня вечером. Но мой долг как директора театра, поклонника и, надеюсь, друга Люси просить вас настоять на том, чтобы она оставалась в постели. Сегодня вечером в середине второго акта она упала, и ее унесли со сиены без сознания. Оправилась она лишь двадцать минут спустя и принялась уверять меня, что это временное головокружение. Я, однако, уверен, что ее состояние более угрожающее, почему и отправил ее домой. Я знаю, вы были в доме ваших родителей в Уилтшире, поэтому, возможно, Люси вам не сказала, что в начале этой недели она пропустила два спектакля по болезни и со времени возвращения выглядит весьма плохо. Ради ее же блага она должна признать то, что больна, какова бы не оказалась болезнь.
Могу ли предложить вам проконсультироваться у Джона Элиота? Он, по-видимому, отличный доктор, да и Люси примет от него указания, которым в ином случае может отказаться следовать. Если чем-нибудь смогу помочь, я всегда к вашим услугам.
С уважением.
Брэм Стокер
Дневник доктора Элиота
19 августа. Вновь ощущение, что преступаю границы чистого рассудка, и вновь, как следствие, любопытное искажение времени. Я был уверен, что пробыл в Ротерхите не более двадцати четырех часов, но, судя по моему календарю и нетерпеливой записке, оставленной Ллевелином на конторке, меня не было на Хэнбери-стрит почти три дня. Нужно принести всем извинения, но до этого наговорить фонограмму и посмотреть, есть ли какой-нибудь смысл в моих воспоминаниях, прежде чем они затуманятся и станут неотчетливыми. Такая срочность обычно не нужна, мои способности к запоминанию выше среднего, но в воспоминаниях о Ротерхите память моя стала выкидывать странные штучки. То, что я считаю своим величайшим даром детектива и врача - разгрузкой памяти от необходимости запоминать незначительные факты, - в Ротерхите срабатывает наоборот. Я запоминаю эфемерное, а важные подробности и наблюдения утрачиваются.
Хотел переговорить с Полидори. Из-за продолжающегося отсутствия Хури мне понадобилось подтвердить кое-какие детали по моим исследованиям. К кому же еще я мог обратиться, как не к Полидори, который сам был врачом, пока его не одолела болезнь? В его лавке, когда я прибыл на Колдлэйр-лейн, было по-прежнему темно, витрина заколочена досками, но дверь была открыта, и, взбираясь по лестнице, я почувствовал знакомый' ядовитый дух паров опиума. Никто не пытался схватить меня, когда я пересек притон наркоманов - похоже, меня здесь признали за своего. Меня пропустили, и я через мостик прошел к складу, а там попал в коридор, в котором вроде бы бывал раньше. Тут стояли статуи в альковах, и у каждой статуи было лицо Лайлы. Статуи относились к различным историческим периодам, но, рассмотрев их внимательно, я понял, что ошибки быть не может: у каждой из них - лицо Лайлы.
И вдруг тишину прорезал крик. Я отвернулся от альковов, пожалев, что у меня нет времени внимательнее рассмотреть статуи, и поспешил дальше по коридору. В это время раздался второй крик. Кричала явно девушка, и голос доносился из-за двери, к которой я подходил. Я ускорил шаги, но у самой двери, за которой теперь звучала музыка - играл струнный квартет, остановился. Рванув ручку, я замер на пороге. Я вновь оказался в детской: розовые стены, в углу свалены куклы, деревянная лошадка-качалка с ленточками в гриве. Музыканты, одетые, как и раньше, во фраки и парики, продолжали играть свою пьесу, совершенно не обращая внимания на мое появление. Сюзетта же оглянулась. Она сидела на тахте в аккуратненьком вечернем платьице, болтая ножками и поигрывая завитками волос. Она улыбнулась мне, но я не ответил ей. Ибо прямо передо мной с тростью в руке высился Полидори, а перед ним на коленях стояла Сармиста, няня Сюзетты. Спина ее была обнажена, девушка содрогалась всем телом,, а между лопатками вздулся ярко-красный рубец, и струйка крови стекала по нежной коже.
Полидори оглядел меня с ног до головы и ухмыльнулся.
- Что вы делаете? - поинтересовался я.
Полидори вновь ухмыльнулся, нагибаясь и кончиком пальца касаясь крови на спине девушки. Он поднял палец к свету и облизнул его.
- Провожу исследования, - сипло расхохотался он и пинком раздвинув ноги девушки, опустился сзади нее на колени. Руку свою он сунул под взбившиеся юбки няни.
- Отпустите ее! - приказал я.
Полидори не услышал меня. Рука его засновала под юбками у няни. Он взглянул на Сюзетту.
- Да, бабенка, - ощерился он, - никаких сомнений. Как же это делается, а?
Я схватил его за шею, оттащил от девушки и швырнул на пол. Полидори удивленно взглянул на меня и вновь осклабился.
- Сэр гребаный рыцарь, - зашипел он, вскакивая и пристально глядя мне в глаза. Затем он поднял трость и вновь подступил к девушке. - Она же подстилка, сука грязная, пришлая!
- Она меня причесывала и дернула за волосы, - пожаловалась Сюзетта.
- Слышал, а? - обернулся ко мне Полидори. - Девка не может даже поухаживать как следует за своей хозяйкой. Да с этим любая дура справится. Но не эта блядь. Думаю, она заслуживает, - он резко замахнулся тростью, наказания.
Но прежде чем он успел опустить свое оружие, я врезал ему в челюсть. Полидори зашатался и рухнул на колени одного из музыкантов, который продолжал играть, словно не чувствуя ничего, кроме инструмента у себя в руках. Полидори медленно поднялся, неверяще потер челюсть и уставился на меня.
- Что вы тут вытворяете? - прошептал он. - Что это вы тут вытворяете? - и молниеносно кинулся на меня, хватая меня за горло, пальцами царапая шею.
Я с грохотом упал на тахту и услышал, как вскрикнула Сюзетта, когда голова моя ударилась о ее колени. А Полидори уже оседлал меня. Глаза его дико вращались, и из вонючего рта капала слюна.
- Убью тебя! - злобно зашептал он. - На куски порежу твое гребаное сердце!
Я отчаянно сопротивлялся, чувствуя, что пальцы его вцепились мне в грудь, глубоко проникая в плоть, и тут вновь услышал вскрик Сюзетты.
