— Для меня ты и сейчас достаточно молод и красив, — сказала Кло, — Что же до ума, он меня вполне устраивал, когда я собралась выйти за тебя замуж.
— Это ведь ты его пригласила? — спросил он почти утвердительным тоном.
— Нет. Почему ты так думаешь? Он сам позвонил мне и спросил, можно ли нанести визит.
— Извини, — Маан махнул рукой, — Глупости. Не обращай внимания. Мне постоянно мерещатся какие-то странности, должно быть паранойя.
— Ну, пожалуй Геалах сегодня и верно был немного странный, — заметила Кло, помогая ему подняться с дивана.
— Почему странный?
— Не знаю. Просто мне показалось, что он как-то странно на тебя смотрел за ужином.
Маан замер на середине комнаты. Опять вспомнился тот леденящий взгляд Геалаха, острый, выверенный, царапающий.
— О чем ты, Кло? Как он смотрел?
Она засмеялась.
— Ты и в самом деле скоро станешь параноиком. Я ничего такого не имела в виду. Просто… не знаю, внимательно что ли. Как будто постоянно наблюдал за тобой. Наверно, пытался понять, действительно ли ты настолько плох, как выглядишь.
— Спасибо, дорогая. Мне стало куда лучше.
Она осторожно, чтобы не причинить боли, взяла его под руку.
— Пошли спать, Джат. Пока ты еще чего-то не придумал.
Он позволил ей довести себя до кровати. И уснул в ту ночь неожиданно легко.
С утра он почувствовал себя лучше. Возможно, боли требовалась передышка чтобы продолжить свое дело. Возможно, она просто устала мучить несопротивляющуюся безвольную плоть. Маан проснулся с неожиданно свежей головой и долго лежал в неподвижности, глядя в потолок и боясь неосторожно пошевелиться чтобы не вернуть ее. Обычно боль приходила к нему еще во сне, сквозь его толстое покрывало он ощущал ее присутствие, поначалу смутное, неясное, но делающееся все более отчетливым. Когда он открывал глаза, она уже ждала его. Сладострастно стискивала гнилыми зубами ставшие хрупкими кости, прижималась своим шершавым раскаленным змеиным телом к позвоночнику, наполняла желудок едкой слизью.
Маан лежал не меньше часа, позволив своему телу обмякнуть. Мысли, обычно тянущиеся с утра болезненно и монотонно, как заскорузлая от крови нитка в зашиваемой ране, обрели даже некоторую легкость.
«Уж не бренди ли помогло? — подумал Маан, осторожно потягиваясь, — Нет, вздор. Это все Геалах. Нервы у меня шалили, вот что. Завязались в узел. Психосоматика, вот как это называется».
Стоило ему пошевелиться, как боль вернулась, но сейчас ее присутствие было куда менее заметно, она словно чувствовала себя в его теле не полновластным хозяином, как прежде, а робким гостем. Ныла сломанная рука, голова налилась тяжелым свинцом, но по сравнению с тем, что ему приходилось чувствовать раньше, поднимаясь с постели, на это можно было и не обращать внимания.
Маан с аппетитом съел оставленный Кло завтрак — соевое молоко, грибная запеканка, маленький бифштекс из эрзац-мяса — и почувствовал, что сил в его теле стало больше. Пусть даже передвижение по комнате давалось ему с трудом, он чувствовал себя так, как будто стал легче, скинув добрых пять килограмм.
«Не выздоровление, — подумал он с сожалением, — Мне уже никогда не стать прежним. Просто ремиссия, временное улучшение. А жаль, я наконец почувствовал себя живым человеком, а не комком мяса, распластанным на диване».
Думать о выздоровлении было опасно. Выздоровления не будет, об этом ему сказали еще в госпитале. Не после таких травм, приятель. Не в таком возрасте. Пятьдесят лет ты можешь ломать себе что угодно и подвергать тело любым ударам, не беспокоясь о нем и зная, что все заживет, как на собаке, но если шагнул за предел, не надейся на то, что уже не случится. Этому телу порядком перепало за его долгую жизнь, и надеяться на то, что оно станет прежним — то же самое, что верить в заново отросшую конечность. Это тело уже бесполезно лечить, и единственное, что он может дать ему — отдых. Заслуженный отдых, который будет длиться до тех пор, пока его внутренний таймер не отсчитает последнюю секунду и не переведет тело в следующее, уже необратимое, состояние.
Но несмотря на это Маан чувствовал неизвестно откуда накатившую бодрость.
Черт возьми, может его старость будет не столь ужасной, как он сам себе представлял, стиснутый черными шипастыми обручами боли и терзаемый воспоминаниями о службе. Пусть его порядком потрепало и он похож лишь на тень самого себя, для своих пятидесяти двух он не так уж и плох. По крайней мере, многие не доживают и до этого возраста. Двадцать шестой социальный уровень — хорошее подспорье, если хочешь дожить до шестидесяти, а то и больше. Полноценное питание, отдых, пристойные условия существования, очищенные воздух и вода — человеческий организм достаточно живуч, если обеспечить ему подходящую среду. У него впереди не меньше десяти лет жизни, если, разумеется, он будет достойно ухаживать за своим телом. Десять лет — целая жизнь, и вся она в его распоряжении. Не посвященная больше службе, свободная, не стесненная куцым продовольственным пайком, не подверженная опасности… Сколько на этой планете найдется людей, согласных не раздумывая принять его будущее вместо собственного? Принять и заплатить за это половиной отпущенного им жизнью времени?
Маан вздохнул и впервые ощутил в груди шевеление чего-то нового.
Быть может, его жизнь вовсе не окончена, как он сам пытался себя убедить в минуты черной апатии? Служба в Контроле, конечно, была весомой, даже основной, ее частью, но и помимо нее есть что-то, ради чего стоит жить и получать от этого удовольствие. Кло, Бесс… Бесс еще совсем ребенок, пусть и пугает иногда своими неожиданно взрослыми выходками, она будет взрослеть на его глазах, преображаясь день ото дня, пока не превратится в хорошенькую девушку, ждущую повода выпорхнуть из родительского гнезда. Она получит образование, куда лучшее, чем то, на которое в свое время могли рассчитывать они с Кло, и станет блестящим специалистом. Скорее всего, он проживет достаточно долго чтобы стать дедушкой!
Старость, до того представляющаяся беспомощной и жалкой, вдруг открылась ему в новом свете. Он впервые подумал о ней, не как о простое, полке для бракованных деталей, а как о заслуженном отдыхе, наполненном не суетой, а умиротворением и удовлетворением от хорошо и честно прожитой жизни. Что ж, возможно из него получится не самый плохой пенсионер, уж не хуже, чем ранее — инспектор! Он будет просыпаться поздно, не спеша на службу, есть неторопливо, с сознанием того, что его время отныне принадлежит только ему самому, и никто, даже сам всемогущий Мунн, не сможет его оторвать. Дни будут такими же неспешными, долгими, наполненными разговорами с Кло, теле-спектаклями, чтением книг, на которые раньше не оставалось времени. Конечно, Кло еще далека от пенсионного возраста, ей недавно исполнилось тридцать пять, но Маан не без оснований предполагал, что если он предложит, она сможет бросить службу. Его социальное пособие позволит им жить не зная нужды.
