Она вытерла меня бархоткой и нанизала на ниточку, где уже было с дюжину отборных жемчужин. Она примерила меня перед зеркалом и увидела, что это хорошо. Она скинула джинсовый халатик, надела что-то длинное, бархатное, вечернее, примерила меня, и это тоже было хорошо. Она примерила меня вовсе без платья, и это было еще лучше. Она хотела примерить меня еще с чем-то, но зазвонил телефон, и она приказала снять трубку.
Я снял.
— Я жду, — раздался тихий монохроматичний голос. — Ты знаешь, она почти разделилась. Ты скоро придешь. Я жду…
— Кто звонил?
— Ошиблись номером, — сказал я и выплыл на балкон.
В мире прошел дождь. Пахло мокрой пылью и грибами. Улица была полита расплавленным стеклом. По стеклу осторожно скользили расплющенные игрушечные машины, они осторожно ощупывали деревья и стены домов дрожащими пальцами света. Около игрушечного кафе толпились игрушечные люди, оттуда доносилась развеселая музыка, и в такт ей мигал игрушечный фонарь на углу, не зная, на что решиться, вспыхнуть или погаснуть окончательно.
— Ты скоро? Ты где?
— Не здесь, — сказал я и снял ласты.
Я осторожно перевалил через перила, и позади меня захлопнулись створки жемчужницы.
Я летел очень долго. И на каждом этаже отмечал свой день рождения.
…Маленький мальчик поймал жука. Привязал ему к лапке нитку и заставлял летать по кругу. Жук летал. Когда мальчику надоедала игра, он засовывал жука в вагончик от детской железной дороги. А потом жук разучился летать. Наверное, ему было скучно жить в железном, с нарисованными окошками вагончике. Он шуршал там листьями и конфетными фантиками, скребся и — мальчик слышал это, прикладывая вагончик к уху, — тихонько вздыхал. И тогда мальчик решил построить ему из стеклышек и щепок дом под кустом смородины. В доме было крылечко, окошечки и пластилиновая кроватка, но жук все равно не хотел летать. Мальчик рассердился, но еще не понял, на кого. Он думал — на жука. Он сломал ногой домик — глубокая борозда в жирной земле, а жука зажал в кулаке. Жук ворочался и кололся. Мальчик размахнулся и подбросил его высоко вверх. Жук взлетел маленьким черным камушком и так же, камушком, стал падать.
Мальчик испугался, что жук разобьется, но у самой земли он расправил крылья и, тяжело гудя, кругами, стал подниматься над кустами смородины и крыжовника, над разлапистой шелковицей, потом перелетел через забор и исчез.
Я улыбнулся мальчику и полетел дальше.
…Голенастый, нескладный, весь из вредности и комплексов подросток сует в щель автомата с газводой кусок проволоки вместо монеты и воровато озирается, готовый тяпнуть любую занесенную над ним руку. Вечером он будет подписывать открытку девочке из параллельного класса: “Что пожелать тебе, не знаю, ты только начинаешь жить. От всей души тебе желаю с хорошим юношей дружить.” Потом будет долго давить прыщи перед зеркалом в ванной, а уже перед сном положит в портфель колоду порнографических карт, чтобы пустить их по классу, когда седая русачка, млея от избытка обожания, будет говорить о чистейших образах тургеневских девушек.
Я ухмыльнулся и полетел дальше.
…Юный щеголь, вчера абитуриент, а сегодня уже студент, одетый в теснейшие джинсы и батник на кнопках, сидит с первой своей девушкой на скамейке позади колхозного клуба и в руках у него первая в жизни бутылка вина, а в зубах — первая сигарета.
— Вино налито, оно должно быть выпито, — цедит он, изо всех сил сдерживая кашель.
— А штопор ты захватил? — деловито осведомляется девушка.
Он молча поворачивает бутылку горлышком от себя и сильно бьет по донышку ладонью. Уверенно бьет. Пробка вылетает.
— Ого! — говорит девушка без удивления.
Они пьют вино по очереди из горлышка, а когда кончается вино и слова, он, чтобы заполнить паузу, судорожно привлекает девушку к себе и начинает целовать. Он потеет от желания и страха, непослушными пальцами возится с какими-то крючочками и застежками, а в голове вертится и зудит фраза из Сэлинджера: “…так я битый час возился, пока не стащил с нее этот проклятый лифчик. А когда наконец стащил, она мне готова была плюнуть в глаза”.
— Помоги же!
Девушка в темноте улыбается и качает головой. Она старше щеголя.
Наконец он справился и впервые увидел ждущее его тело. Но времени прошло много, слишком много, он успел лишь коснуться его, и закричал от злости и стыда, и ударил кулаком о землю.
— Бедный мальчик, — сказала девушка.
Все прошло. Он услышал звуки музыки из клуба, где-то в стороне назревала крикливая драка между студентами и аборигенами, и ночной ветерок холодил кожу.
Я покраснел и полетел дальше.
…Трое сидят на кроватях в общежитии и ведут содержательную беседу под пиво в вяленую корюшку.
— При рождении каждый оказывается на вершине горы и начинает скатываться или скользить. У кого больше коэффициент трения, тот и остановится ближе к вершине, а мимо него будут скользить другие и падать в пропасть.
— Человечество — это одноатомный газ в баллоне. Частицы сталкиваются друг с другом и со стенками, и каждая частица хочет найти в баллоне дырочку, чтобы вылететь и лететь с постоянной скоростью в бесконечность.
Они подолгу молчат, смакуя только что изреченную мудрость и придумывая следующую, а потом один задумчиво говорит:
— Ба.
— Бу, — говорит другой.
— Бы, — присоединяется третий.
Потом мне еще часто приходилось краснеть и отворачиваться.
А потом я смотрел во все глаза, но летел все быстрее и быстрее. Вэ равно вэ-нулевое плюс жэтэ. И хоть вэ-нулевое равно нулю, от жэтэ никуда не денешься.
…Ему повезло. Ему отчаянно повезло. Она первая подошла к нему и сказала: “Я тебя люблю”.
Он не понял везения, не поверил. А потом поверил, но чем больше она доказывала, тем больше ему хотелось, чтобы она доказывала.
В конце концов она устала, небо затянулось низкими серыми тучами, и пошел мелкий дождь.
Воздух свистел в ушах, и глаза слезились. Передо мной мелькнула стиральная машина “Эврика-полуавтомат”, кухонный гарнитур, скандал из-за потерянного кошелька, талоны на колбасу и масло с ползающим по ним тараканом, радуга над осенним полем, пыльная дорога меж холмов, черные крутобокие корабли, крепостные стены…
Пролетел какой-то незнакомый старик, собачьими глазами глядящий на окна и констатирующий прохождение жизни, и я упал…
…на аккуратное дымное колечко. Я лежал на нем и покачивался, как на автомобильной камере посреди озера. Фиолетовый ноготь уцепился в край колечка и подтащил меня к себе.
