– Конечно! – воскликнул Линдон. – Это так замечательно!
На его лицо набежала тень, мальчик закусил губу, Виталию показалось, что Линдон сейчас расплачется. Изменение настроения оказалось неожиданным, как внезапно налетевший шквал – будто на только что сиявшее солнце налетела черная туча, и небо померкло, холодный ветер коснулся лица, в глаза попала пыль, и они заслезились…
Настроение Линдона передалось Виталию с такой неодолимой силой, что он не удержался на ногах и тяжело опустился на что-то… диван? стул?… может, на пол?
Он думал, как это замечательно – стать обычным. Теперь он сможет играть с другими детьми, ходить в школу, читать книги, смотреть сериалы по телевизору, он не будет больше заперт в палате, будто зверь в клетке, он…
Но другие миры для него теперь закрыты. Исчезла невидимая, но плотная на ощупь дорога, которую этот мужчина, муж Диноры, называет темным веществом (помилуйте, какое же оно темное? Дорога была невидимым светом, по которому можно идти, будто по ворсистому ковру, мягкому и направляющему путь туда, куда тебе нужно и где тебя ждут…). Он никогда больше не сможет летать над Эгродалом с его меняющими высоту горами – утром царапающими небо, а к вечеру пологими и готовыми принять тень от проплывающего над горизонтом Серна, похожего в лучах заходящего солнца на мудрый профиль Эпремада, обучившего его всем премудростям, которые так удивляли отца… то есть, профессора Бака… у него длинная фамилия, Лин всегда сокращал ее – впрочем. только для собственного пользования, он ни разу не смог произнести ее вслух, не ошибившись, и, в конце концов, перестал это делать, он плохо понимал, что ему говорил Бак, и почти совсем не понимал ничего из того, что ему пытались втолковать другие… эта женщина, которую… как ее звали…
– Миссис Болтон, – сказал Виталий, обнаружив себя сидящим на краешке дивана. Одно неудачное движение, и он окажется на полу. Но пошевелиться он не мог, и не надо было ему шевелиться, чтобы не спугнуть неожиданный внутренний контакт.
Да, миссис Болтон, она всегда была для меня, как неясная тень, заслонявшая то, что мне хотелось увидеть и понять, она была добра, но мне не нужна была ее доброта, она заслоняла дорогу… а теперь дороги нет, понимаете, она растаяла, я больше не чувствую ее… Неужели так много нужно заплатить, чтобы стать таким, как все? Я не хочу!
Линдон разрыдался, и слезы, будто реактивной струей вынесли Виталия из сознания мальчика.
– Линдон! – Баккенбауэр обогнул стол и неожиданно опустился на колени, обхватил обеими руками ноги Линдона и застыл в странной, неудобной, но почему-то единственно уместной сейчас позе, а мальчик плакал навзрыд, подняв голову, и руки его производили в воздухе пассы, будто он пытался взмахнуть крыльями, а они не раскрывались, он хотел взлететь, но не получалось, он тянулся ввысь, к горним вершинам, Виталию на ум пришло только это слово, неизвестно из каких глубин подсознания взявшееся, горним, да, а горы уже не существовали в его реальности, и Виталий обнаружил, что плачет и сам – не так, как Линдон, слезы тихо и неизбежно катились из его глаз, он слизнул языком скользнувшие по губам соленые капли, и пришел, наконец, в себя.
– Пожалуйста, – пробормотал он и попытался поднять Баккенбауэра – профессор не сопротивлялся, но сдвинуть его с места Виталий не смог и оставил в покое. Он отошел к окну, прижался лбом к холодному стеклу и долго глядел в университетский двор. У подъезда стояли три полицейские машины и «скорая». Из здания вынесли носилки с телом, накрытым черным полиэтиленом. У машин столпилось довольно много народа, вот и репортеры прибыли, несколько человек с камерами пробились вперед и снимали. Виталий вспомнил, как его самого атаковали репортеры в день, когда… Наверно, сейчас и на телефоне Баккенбауэра множество «неотвеченных звонков». Наверно, он только вечером обнаружит, что его искали, и что на самом деле он на каждый звонок отвечал, только сейчас еще не знал об этом…
Если темное вещество всколыхнулось… впрочем, откуда Виталию было знать, что происходило с веществом, соединяющим миры, когда обрывались старые или возникали новые психологические связи? Возможно, происходила релаксация и пространство-время «успокаивалось», возвращаясь в состояние равновесия – мгновения, минуты, часы… вряд ли этот процесс занимал сутки, но, с другой стороны, его личный опыт – еще не показатель… может быть, более сильные эффекты… что может быть сильнее смерти человека… даже если это человек… разумное существо… из другой вселенной… да, может, более сильные эффекты, если они вообще случаются, требуют и более длительной релаксации, и тогда взаимодействие темного вещества с обычным усиливается настолько, что его можно обнаружить не только на уровне подсознания или сознания, но и в прямых экспериментах, например, на том же коллайдере – вот о чем надо поговорить с Эндрю… сначала посчитать, этот эффект можно оценить, если принять в качестве граничного условия…
Что-то тяжело упало, и Виталий обернулся – он представил себе, что мальчик потерял сознание, думал, что увидит… но это оказался профессор: Баккенбауэр нелепо развалился на полу, уткнувшись головой в ноги Линдона, а тот пытался встать, помочь, ему было трудно, он поднял взгляд на Виталия – измученный взгляд взрослого человека, оказавшегося там, где он совсем не хотел быть, но пришлось… да помоги же!
Вдвоем они подняли профессора и перенесли на диван. Голова Баккенбауэра болталась, он бормотал что-то, а когда его уложили, открыл глаза и, будто ничего не случилось, сел. Внимательно посмотрел на стоявшего перед ним Линдона (Виталия он игнорировал) и сказал твердо:
– Линдон, дорогой, я отведу тебя в палату, тебе нужно отдохнуть. Все будет хорошо. Ты меня понимаешь?
– Конечно, профессор, – улыбнулся мальчик.
Баккенбауэр кивнул, отвечая не столько Линдону, сколько своим невысказанным мыслям, и произнес, так и не посмотрев в сторону Виталия:
– А вас я попрошу удалиться и, надеюсь, нам никогда больше не доведется встретиться. Ни здесь, ни в суде.
Виталий пошел к двери, ощущая спиной чей-то взгляд, но не мог сказать, кто на него так пристально смотрел: Баккенбауэр или Линдон.
Если время релаксации не меньше нескольких часов, то профессору сегодня еще придется… и мальчику тоже. И кто-то из них наберет номер телефона Виталия, непременно наберет и скажет: «Мистер Дымов, помогите…»
Виталий вышел и закрыл дверь.
– Все в порядке? – услышал он знакомый голос, и крепкая рука взяла его за локоть.
Мэнтаг. Кто еще мог терпеливо ждать Виталия в коридоре?
– Я думал, вы внизу, где…
– Только меня там не хватало, – пожал плечами детектив и повел Виталия к лифтам.
