– …Будем помнить тех, кто погиб, ведомый долгом. Их близких я не оставлю. Не таясь, друзья, скажу: являюсь тем, кто я есть только благодаря вам.
Она склонилась перед нами в легком поклоне – игра, конечно, но меня, солдафона эдакого, прельстила. На сем толковище закончилось. С очевидностью последнее слово осталось за Хозяйкой, и мы проглотили этот факт, не поморщившись.
Остальные три дня до Вагнока оказались ничем не примечательны – в этом и состояла их прелесть. Один раз мы крепко выпили на пару с Арни – последнее время мы с ним неплохо ладили.
– Обставила нас хозяюшка, – не удержался я от замечания.
Арни усмехнулся, долил мой стакан.
– Видел бы ты ее, когда был жив Ури Ураниан. Дело быстро шло к войне, наступало время нанести упреждающий удар и отрезвить молодца… Драгоценная наша по стенам бегала, так была против, но мы ее уломали. Вроде уступила... На следующее утро хватились – нет ее. На столе указ: на время ее отсутствия Арни Сагелю, то бишь мне, заправлять лавочкой. А не вернусь, мол, написала – оплачьте и не поминайте лихом. На связь вышла, когда уже дело сделала. Я потом голову ей мыл: ты – наш символ, можно сказать – фигура… Как посмела так собой рисковать? Без команды поддержки, всего с пятком верных людей. Только фыркала в ответ: «Вместо того, чтоб варить вашу кашу, оказалось достаточным прибить одного дурака».
Я поднял свой стакан, посмотрел рубиновое вино на просвет.
– За мудрейшую нашу! Да будет здорова и всем довольна.
Арни поддержал мой шутливый тост, но вздохнул печально. Кажется, судьба моя такая: натыкаться постоянно на бывших любовников Эны. Хмель кружил голову и я, пожелав Арни спокойной ночи, отправился восвояси. Да только дважды не нашел двери каюты. Когда я вернулся к столу в третий раз, Арни взял меня за шиворот и, уложив на постель, сам растянулся во весь свой богатырский рост на полу на ворсистом, мягком ковре.
Арни еще сладко храпел, когда я стряхнул остатки наполненного алкогольным туманом сна. Нельзя так напиваться… Неслышно поднялся, сунул ноги в ботинки. Ничего… терпимо. На ногах стою, руки не дрожат, голова тяжелая, но не отваливается. Проходя мимо изящной работы бюро, заметил приоткрытую дверцу. Наверное, хмель еще не выветрился из меня окончательно, иначе я бы никогда не стал так по-детски играть в шпиона.
Стопки бумаг, личные письма, наброски местности… Я мельком глянул на Арни: дрыхнет. И стал рыться дальше. Небрежный рисунок на плотной желтоватой бумаге изображал наш Край Мира, там были обозначены Гана и Норденк, а на месте Тира стоял жирный восклицательный знак. Заштрихованная территория обозначала будущий протекторат, уравновешивающий Магистрат на воображаемой оси, где Гана оказывалась центром симметрии. И черный крест перечеркивал ареал обитания Народа Гор…
Я быстро сложил бумаги и вернул дверцу шкафчика в прежнее положение. И поспешил убраться вон. Источник стратегического вдохновения Эны стал мне очевиден. Эна… Каждого из своего окружения она безжалостно использовала, выжимала, как лимон, затем присваивала себе результаты, чтобы предстать перед людьми в качестве Хозяйки. Правитель и гениальный военачальник. Конструктор невиданного в Мире воздушного флота. Воссоздатель Тира. А еще (сказал я себе) – капризная, пустоголовая бабенка, очертя голову кидающаяся в авантюры вроде устранения «великого» Ури или нашего похода на «Драконе»… Испорченная и злая. Любимая моя женщина… Любимая.
Я поймал себя на том, что все время повторяю это слово. Зачем? Неужели я начал сомневаться в том, что на самом деле ее люблю?
Среди группы встречающих нас чиновников нетерпеливо переминалась Ригли, в короткой кожаной курточке и бриджах, облегающих худенькие стройные бедра. Завидев меня, пулей ринулась навстречу, каблучки ее дробно застучали по каменным плитам причала. Не посторонись с улыбкой окружающие, наверняка зашибла бы кого. Повисла на мне.
– Живой! Ты живой! Я исплакалась вся!
Я поцеловал ее, радостную, смеющуюся, а Хозяйка отвернулась от нас с деланным безразличием.
Вечер удлинил тени домов и деревьев на главной улице Вагнока. Ригли временами брала меня под локоть, глаза ее сияли. Сегодняшняя ночь тоже наша. Но думал я об Эне.
Она не поощряла наших с Ригли встреч, но и препятствий не чинила. Тем более в этот раз, после долгой разлуки. Последнее время Ригли замечательно похорошела, и Эне все труднее удавалось изображать атрофию такого чувства, как ревность. Бедная, она попалась в ловушку собственного обещания не замечать моих увлечений, данного еще в нашу бытность в экипаже «Дракона». Хорошо еще, что не подозревала о моих шашнях с Элизой.
Смеркалось, потянуло прохладой с моря. Вдоль улицы медленно разгорались фонари, но, почему-то, только каждый четвертый.
– А ты не знаешь? – изумилась моему неведению Ригли.
Мы остановились у лотка, и она взяла у продавца две длинные тонкие свечи и одну из них протянула мне. Свою зажгла о горящую в руках проходившей мимо женщины, та терпеливо подождала, пока оживет слабый огонек и молча пошла дальше. Я послушно повторил всю манипуляцию, забирая пламя от свечи Ригли.
– Сегодня – День Искупления!
Я не нашелся, что ответить. Выходит, не до конца усвоил еще обычаи Острова. Все больше мерцающих огоньков видел я повсюду в руках молчаливых людей. Когда мы с Ригли вышли на площадь, то замерли, глядя на удивительную картину: словно все звезды упали с небес на землю, и каждая продолжала тихо мерцать. Я постепенно уяснял себе происходящее. Растроганная Ригли шмыгала носом и у меня против воли навернулись на глазах слезы.
– Не плачь, Нат, не надо, – прошептала Ригли.
– Отчего же ты плачешь, маленькая?
Огонек свечи плясал в темноте, так дрожала ее слабая рука.
– Она принесла в Мир надежду, а мы отвергли и дар и посланницу. Бог вернул нам ее,… но по-другому. Теперь она – меч Божий.
На Адмиралтействе медленно и печально ударил гонг, и огни на площади стали гаснуть один за другим, пока не остались только два – в руках моей и Ригли. Не сговариваясь, мы с ней быстро задули их, и только горький запах тлеющих фитилей остался щекотать ноздри.
8 . ТОНКА
Ранним утром я решил до завтрака побродить по саду и скоро очутился в уголке, где еще не бывал. Поднялся на невысокий холм, поросший редкими деревьями почти без листвы, с причудливо изогнутыми стволами. Около одного такого сказочного дракончика я увидел девушку в зеленом платье служанки. Узнал в ней Тонку – рыжую дурнушку, служанку Хозяйки.
– Здравствуйте, Нат! – она так мило меня приветствовала, что и я в ответ заулыбался до ушей.
