В глубине души я надеялась, что к тому времени всё разрешится без моего участия.
Оборотня удалось найти быстро: он остановился на максимально возможном в пещере расстоянии от нашего плота.
— Марк, я тебя люблю! — воспользовавшись тем, что мужчина сидит, я обняла его за шею и чмокнула в щеку.
Мужчина вздрогнул и отстранился, глядя на меня так, словно его собираются изнасиловать. Рассмеявшись, я поспешила развеять опасения:
— Не в этом плане, а как друга. Я когда-то твой разговор с Детом подслушала, — рубить с плеча, так уж все баррикады. — Так вот, меня в сексуальном плане тоже больше тролли привлекают.
Оборотень недоверчиво посмотрел на меня, а потом облегчённо рассмеялся:
— Ну ты и извращенка! Ладно я, мне они хотя бы по размеру подходят!
— Да сама не понимаю, что творится, — я пожала плечами. — Может, феромоны у них такие, специфические… А ты тоже хорош — мог бы прямо сказать, что не хочешь меня — и все проблемы разом разрешились бы. Так нет, вел себя так, словно секс — самое главное в жизни.
Марк смутился.
— Ну, не самое главное, но мало ли… Я просто… — мужчина замолчал, не зная, как выразить свои мысли.
— Ерунда, всё в прошлом. И спасибо, что рассказал Россу, — уже серьёзно продолжила я. — Прости, что всё это время не обращала внимания на твои чувства.
Наш разговор продолжался недолго, но убрал надуманные препятствия. В результате настроение у Марка настолько улучшилось, что в конце мы рассказали друг другу несколько забавных историй и от души повеселились.
— Нет, в посвящённые я пока проситься не буду, — покачал головой оборотень. — Не из-за тебя или Рыси, а потому, что сам ещё не уверен, нужно ли это мне. У вас интересно, но свобода дороже. Пока дороже.
На этом мы и расстались.
К сожалению, к моему возвращению поиски падали не только не закончили, но даже и не начали: кроме меня, никто не высказал ни малейшего желания принимать участие в гигиеническом предприятии, а одной Веронике взваливать на себя грязную работу тоже не хотелось.
— Это не Россовские трупы, — с ходу начала она. — Их я уже проверила: попахивают, но не так.
— Согласна, — кивнула я, мельком ознакомившись с предметом разговора. Уже после остановки зеленокожий выпросил несколько тел погибших совсем недавно детей, от которых родители ещё не успели избавиться. Хотя большую часть плоти с них уже счистили, но остатки мягких тканей подпортились, из-за чего запах от них шёл характерный. Заметив наше пристальное внимание к его вещам, Росс разозлился и, забрав останки, пошёл на другой край плота — продолжать обработку. А мы разделились и начали прочёсывать дом, заглядывая во все укромные места: ведь если бы источник вони находился на виду, его бы уже обнаружили. Недолгие поиски принесли положительный результат: запах шёл из-под одной из груд обломков бамбука.
— Да, так не добраться, придётся разбирать, — огорчённо заметила Вероника.
Когда мы занялись перекладыванием стеблей из одной кучи в другую, прибежала Рысь и стала активно нам мешать: лезла под ноги, визжала, даже кусалась. Попытки отогнать её не принесли результата, а чуть позже, поняв, что мы всё-таки добьемся своей цели, дочь с рычанием залезла под кучу и вскоре показалась обратно с большой подгнившей рыбьей головой в зубах. Следующие несколько минут мы отлавливали Рысь и отбирали так приглянувшийся девочке кусок. А потом закинули злополучную голову подальше в реку.
Но на этом вонючие приключения не закончились. У дочери появилась дурная привычка вытаскивать из мусорной корзины отходы, в первую очередь, рыбные (головы и потроха) и прятать их в укромные уголки плота. Запреты и наказания не принесли желаемого результата, так что несколько раз мы находили вонючие заначки, а потом сделали плетёную крышку на мусорку и старались побыстрее избавляться от органических отходов.
В этих пещерах, в отличие от обычных (Земных), жизнь не отступала, оставив лишь отдельных своих представителей. Кроме уже известных камнегрызов, в проходах часто встречались похожие на тараканов и бескрылых мух насекомые, многоножки и даже мелкие звери. Естественно, что из-за темноты растений не было, зато в обилии росли разнообразные низшие и высшие грибы, в том числе немало съедобных. Кстати говоря, это подтверждало предположение Ильи об органическом составе основной породы, ведь грибы на бесплодных почвах жить не могут, а если местные существа приспособились разлагать загадочный камень и получать при этом в достатке энергию и питательные вещества — значит, они изначально есть в породе.
Кроме необычной населённости, немалое удивление вызывали сами пещеры. Здесь не встречалось ни обломков, ни острых или просто грубых углов. Даже отдельно лежащие камни и глыбы — все, как один, с округлыми краями. Никаких трещин или сколов, что было бы естественно для любой породы. А ведь снаружи горы, хотя и выглядели странно, но в основном из-за размеров. Там мы находили обрывы и грубые камни с острыми углами. Из-за необычного вида глубокие пещеры казались вылепленными из текучего материала или обработанными водными потоками в течение тысяч и тысяч лет и вызывали ощущение нереальности. Но проза жизни очень быстро сбила возвышенный настрой, и вскоре я привыкла и к этим особенностям окружающего мира.
Всего за пару дней дрова у большей части народа закончились, но люди всё же могли видеть. В тёмной пещере ориентироваться помогало то самое ночное зрение, с которым мы когда-то экспериментировали. Ещё через двое суток над караваном нависла реальная угроза навеки остаться под землей. Выход на поверхность найти так и не удалось, да ещё и один из удунов погиб, провалившись в жидкий камень. Всё громче звучали голоса, призывающие плыть дальше, и считающие, что рано или поздно река выйдет на поверхность. Конец спорам положили ещё несколько землетрясений, и караван продолжил путь.
323–326-е сутки (2 августа–5 сентября 1 года). Пещера — река в пещере
Своеобразные длинные каменные пляжи, у которых хватало места причалить всем плотам, попадались достаточно часто. Несмотря на то, что хотелось быстрее добраться хоть до чего-то нового, однажды мы всё же совершили остановку — пропитаться исключительно дарами реки было бы трудно — в пещере она стала беднее, чем под солнцем. Основу нашего меню по-прежнему (как и во время эпидемии) составляла рыба, но к ней добавились насекомые и прочие мелкие животные, а также многочисленные грибы. Нам очень не хватало привычных ягод и фруктов, кореньев, зелени и прочей растительной пищи. Несмотря на то, что ели в достаточном объёме, и по энергетической ценности вроде бы немало, я постоянно чувствовала голод — не тот, который повергает во власть жора, но тоже очень неприятный. Тянуло на то, что обычно выбрасывалось: рыбьи потроха и их содержимое, жабры, землю и угли из кострища, подгнившую древесину, а иногда даже помет пещерных насекомых. Некоторые неприятные запахи теперь привлекали, а не отталкивали и, посоветовавшись с врачами, я решила уступить требованиям организма — естественно, предварительно убедившись, что не отравлюсь. Нередко, устроившись на краю плота, собирала с его подводной части прилепившихся моллюсков и какую-то слизь — сейчас не только первое, но и второе казалось лакомством.
