– Через три дня полная луна, – с тревогой бросил на прощание Барма. – Всего ничего. А ну как скажут: ты сдай поединок, а ты непременно выиграй? Не хочешь спросить, кто делает ставки в этих игрищах?
Иван многозначительно посмотрел на секретаря и остальных имяхранителей. Убивая своего первого горга, он невольно протоптал дорожку, по которой вслед за ним потянулись крепкие и бесстрашные люди. Все они действовали на свой страх и риск, но беспомощность человека, отчаянно идущего на хищника, угнетала, как ничто иное.
– Да, полная луна через три дня, но за это время многое может случиться. Следите за газетами. – Иван попрощался и вышел, оставив коллегам чувство неясной надежды.
Имяхранители молчали. Наконец Барма громко крякнул и, прочистив горло, зычно заорал на весь кабинет, подражая крупье в казино:
– Принимаются ставки на исход дела! Ставлю сотню на Ивана!
Стены кабинета едва в пыль не осели от оглушительного хохота десятка здоровенных мужчин. По крайней мере, стекла задрожали точно.
– И от меня сотка на Ивана!
– И я ставлю на Ивана… И я… И я…
– Ты гляди, ни одного против! – расхохотался секретарь, глядя на ворох декартов на столе. – А знаете что? Закатим веселую пирушку после полнолуния, раз такое дело!
– Закатим!
Заходите к нам на огонекВыйдя из дверей гильдии, Иван свистнул извозчика, назвал адрес и погрузился в размышления. Кто скрывается за таинственной буквой Н.? «Некто»? Или «Неизвестность»? Как велика его армия? Заметили в ней потерю двух боевых единиц или она настолько многолюдна, что тех двоих никто не хватился?
– Куда мы едем? – Иван высунулся из окна кареты и крикнул извозчику: – Ты заблудился, отец!
Возница оглянулся, щербато улыбнулся обломку… и свет померк перед глазами Ивана, будто прикрутили газовый рожок.
… – Иван, очнитесь! Проспите все на свете!
Голос донесся, словно издалека. Слабый и блеклый, будто прошедший десять слоев плотной ваты. Иван с трудом открыл глаза, обнаружил вокруг незнакомую обстановку, рывком вздернул себя на ноги, но… тут же рухнул обратно. Голова закружилась. Какой-то человек с глубоко посаженными глазами навис над Иваном и участливо смотрел, склонив голову набок.
– Ну, очнитесь, полно разлеживаться. Выпейте-ка, это поможет.
К губам приложили бутыль, и обломок парой судорожных глотков осушил ее. Вкус ягод, кажется, ежевики. Стало полегче, даже веки не казались больше неподъемными.
Человек в темном одеянии вернулся за стол, а Иван кое-как уселся на диване. Тело слушалось плохо. К горлу подступала тошнота.
– Это я вас пригласил. Помните записку: «О времени и месте встречи вас известят особо»? Настало время, и вы в нужном месте. Поговорим?
Иван кивнул, однако говорить ему совершенно не хотелось.
– Вы у меня в гостях. Надеюсь, вам удобно. Не ломайте голову над тем, почему вас разморило в карете – это был выстрел из духового ружья. Парализующий яд. Очень действенно, но не смертельно.
Иван огляделся. Мало-помалу силы возвращались в онемевшее тело, но чересчур, чересчур медленно. Может быть, стоит крутить головой энергичней, рискуя заблевать диван?
По прихоти хозяина потолки помещения были обильно украшены лепниной, мебель вызолочена до немыслимых пределов, ножки стола и стульев увиты резными завитушками и цветами. Стены задрапированы коричневым шелком с лилиями, шитыми золотом; газовые рожки на стенах держали золотые атланты в локоть величиной. Картины на стенах были под стать прочей обстановке, щеголяя пестротой изображений и неимоверно пышными багетами.
– Ваш взгляд о многом говорит. Нравится?
– Просто без ума от ампира и барокко! Обожаю пышность и золото! – съязвил Иван.
– Что выдает в вас утонченную персону! – довольно улыбаясь, изрек хозяин, по-видимому, не уловив иронии в словах гостя. – Не буду томить, я пригласил вас для чрезвычайно важного разговора. Скажите, Иван, что для вас неудача?
– Неудача – дура, – отреагировал обломок. – И как все дуры, неистребима.
– Совершенно с вами согласен! Увы, не мы главенствуем над неудачами, а они над нами. Сами выбирают момент, когда нагрянуть и застать врасплох.
«Если от неудач никто не застрахован, давайте станем хозяевами своих провалов. Пусть они случаются не тогда, когда укажет слепая судьба, а когда захотим мы. Обманем судьбу», – вспомнил Иван; он даже не думал, что запомнил всю эту чушь.
– Наконец-то нашелся человек, который меня понимает! Мы одинаково мыслим, поэтому обойдемся без дискуссий. Каждый должен испытать тяжесть провала, даже вы. Я укажу для вас несчастливый день, Иван. Вам, должно быть, неприятно думать, что вами командуют… Поэтому просто считайте меня своим астрологом. А в делах лунного свойства нас, астрологов, нужно слушаться.
Из глубины глазниц на Ивана внимательно посмотрели черные глаза, проницательные, как сто Цапель сразу.
Тонкий нос, высокий лоб, слегка тяжеловатая челюсть – хозяин чем-то походил на чернокнижника, как представлял их себе Иван. Темные, прилизанные волосы лезли на глаза, и чернокнижник время от времени каким-то птичьим движением головы отбрасывал их назад. Но не это приковало к себе внимание Ивана. Имя. Чернокнижник обладал Именем. Волосы ярко блестели на концах, и оттого казалось, что на срезах горят огоньки, вроде огней Эльма. Полноименный. Только этого не хватало.
– Послушайте, чернокнижник, – сказал Иван и забросил ногу на ногу. Мутило его значительно меньше, а значит, пришло время принимать позу гордую и непреклонную. Моллюск не может быть равным собеседником для акулы. Зато касатка… – Шутки шутками, но не лезьте не в свое дело. Не злите природу, не прикрывайтесь ее именем. Ну, зачем вам столько денег? С собой на Погребальный заберете? Кстати, до сих пор не знаю, кто вы.
– Мы сбрасываем овечьи шкуры и предстаем друг перед другом в обличье волков, – усмехнулся псевдоастролог. – Зовите меня Немезис.
– О! Возомнили себя карающим богом, подобно Немезиде? Впрочем, можете не отвечать. К чему вы затеяли эту возню вокруг имяхранителей, Немезис? Неужели причиной только деньги?
– Только деньги я делал на бегах и на спортивных состязаниях. Это уже неинтересно. Вы сами подсказали мне, где брать истинный накал страстей. Схватки с горгами! Вот кладезь непредсказуемости! А то, что на кону каждый раз Имя творца… как это будоражит! – Немезис покачал головой. – Непредсказуемость… И лишь вы стабильны, как скала! Вы нужны мне гораздо больше, чем остальные. Больше, чем эти неудачники, которые проигрывают чаще, чем следует. С вами исход будет по-настоящему непредсказуемым. Для всех, кроме меня.
– Так объектом вашей охоты был я? Стоик, Урсус, Кастор – все это лишь для того, чтобы образумить меня?
– В основном. Впрочем, двух последних я также со временем пристрою к делу. А вот со Стоиком мои люди явно перестарались, я не ставил задачи убрать его. Зато его смерть стала отличной иллюстрацией того, что я предельно серьезен. Вы убедились, что мои интересы – не поле для шуток. На вас готовы ставить большие деньги, Иван. Неимоверно большие деньги… и время от времени вы станете проигрывать. Когда вашему личному астрологу укажут звезды. Договорились?
– А если я скажу «нет»?
– Вам немедленно докажут, что «нет» – глупое, нелепое, мерзкое слово. – Немезис взял со стола колокольчик и позвонил.
Дверь открылась, и вошел… Иван даже не предполагал, что бывают такие существа, считал рассказы о них слухами и побасенками. Пузатый коротышка с козлиной бородой, волосатый, как меховая волынка, громко стуча каблуками, прошествовал через всю комнату к столу. Обломок чудом не потерял дар речи. Нет, не каблуками стучал жизнерадостный толстяк, а копытцами. Всамделишными копытцами, лакированными и раздвоенными, как у козла. Нелепая панама сбилась на бок и не падала лишь потому, что держалась на рожках, торчавших из обметанных зеленой тесьмой проушин. Сатир положил на стол Немезису какой-то конверт.
– Вот веское доказательство того, что «нет» – отвратительное слово, и сейчас вы со мной согласитесь. – Чернокнижник вынул из конверта несколько фотографий, полюбовался ими и через сатира передал Ивану.
Обломок с тяжелым чувством принял фотографии. Снимки были не вполне четкими, но ошибиться в том, что на них изображено, было невозможным. Вот Иван в гостях у Стоика, оба сидят за столом и весело о чем-то беседуют. На столе стоит та самая бутылка вина, которую обнаружила полиция наутро после убийства. Вот Иван с улыбкой, бесспорно позируя для линзы, держит нож, который торчит в спине Стоика. Тот, всплеснув руками, валится вперед. Вот, сидя на корточках рядом с трупом Стоика и по-прежнему улыбаясь, Иван замер перед линзой – одна рука сжимает рукоять ножа, вторая держит бокал с вином.
– Это далеко не все. Расмус, линзу, пожалуйста.
Сатир взял со стола Немезиса линзу и встал перед Иваном. Линза ожила. Обломок до рези в глазах вглядывался в ее мерцающее нутро и видел… Идет человек, очень большой человек, в котором Иван без колебаний признал Урсуса. Его кто-то окликает, линза наплывает, делая изображение больше и четче. Это Иван. Он подходит к Урсусу, оглядывается на снимающую линзу, улыбается, позволяя запечатлеть свое лицо в мельчайших подробностях, и наотмашь бьет Октита чем-то тяжелым. Урсуса спасает лишь неимоверное здоровье и чутье. Он успевает заслониться и даже навязать какую-то борьбу, но удар в голову потрясает здоровяка. Тяжелая палка продолжает подниматься и опускаться. Наконец Урсус падает и больше не двигается.
