— Эйрис, — начал он ворчливо, но она перебила его.
— Эр-Фроу многое отнял у людей.
— Что?
— Не знаю. В Эр-Фроу вражда между Делизией и Джелой вспыхнула с новой силой. Этот город лишил людей чего-то. Здесь недостаточно места, чтобы солдаты и легионеры могли избегать друг друга. Нас постоянно сталкивают:
Джехан и меня, тебя и меня, Белазир и Калида. Эр-Фроу в чем-то обездолил людей и теперь гибнет сам. — Она успокоилась, гнев поутих, и она продолжала:
— Что-то утрачено, и насилие разрастается.
Дахар почувствовал слабое покалывание в затылке. Какая-то мысль формировалась у него в голове. Такое состояние он испытывал всякий раз, когда перед ним открывалось что-то новое в гедийской науке. Дахар и сам не понимал, с чем оно, это покалывание, связано.
— У нас что-то отняли, — твердила Эйрис, — не дали, а отняли.
Дахар сжал ее пальцы.
— Рост. Ты сказала, что насилие разрастается, Эйрис, — ты так сказала.
Что-то исчезло, и насилие приумножилось.
Они смотрели друг на друга. Она не сразу поняла, что он говорит о другом. Необычное волнение придавало его грубому, усталому лицу какое-то шальное выражение.
— Эйрис, что-то изменилось, и начался рост…
Теперь она поняла.
— Бактерии. Они начали расти.
— Да, бактерии, или как их там. Чесотка началась не оттого, что они появились, а оттого, что стали размножаться быстрее. Что-то изменилось.
— Но что?
— Не знаю. Навряд ли здесь лучше с питательными веществами. Кожа так и осталась кожей. Скорее самим людям чего-то не хватает. А раньше хватало.
Или вода другая. Раньше-то все мылись в реке. Может быть, здешняя вода чем-нибудь отличается от речной?
— Нет, я спрашивала Гракса. Вода из реки по трубам подается в Эр-Фроу, а из них — в бани и ручьи.
— Но сначала фильтруется. Бактерии не могут попасть сюда с водой.
Раньше в Эр-Фроу никто не болел… Пытаясь привести в порядок свои мысли, жрец отчаянно тряхнул головой. Красная пелена расплывалась у него перед глазами, от усталости и возбуждения по телу пробежала дрожь. Эйрис с любопытством наблюдала за муками рождения догадки.
— Нет, вода здесь ни при чем. А воздух? Воздух тут всегда влажный. Как подействует на язвы сухой воздух? В вельде во время Легкого сна воздух совершенно сухой от жары. А что, если высушить воздух печью для обжига?
— Воздух Легкого сна, — медленно повторила Эйрис.
Но Дахар не слушал ее. Мысли бывшего жреца неслись дальше. Печь высушит гной, и одновременно нагреет его. Как узнать, что вызвало гибель бактерий — температура или сухость, если, конечно, бактерии и впрямь погибнут.
Человеческая кожа не приспособлена к жару. Значит, он должен находиться достаточно близко от печи, чтобы воздух был сух и достаточно далеко, чтобы тело не подвергалось действию высокой температуры. А если дело не в воздухе, так есть уйма других факторов, действующих на кожу снаружи и не действующих изнутри. Не исключено, что кожа сама порождает эти бактерии, подобно тому, как гнилое мясо порождает червей. Чего-то тут явно не хватает. Цветочной пыльцы, каких-нибудь веществ, растворенных в капле дождя, сока растений, которых нет под куполом Эр-Фроу, может быть, кембури… тут ведь совсем нет кембури…
Дахар озабоченно поднялся с подушек, увидел неподвижно застывшую Эйрис и коснулся ее плеча. Она подняла глаза. В них застыло невыносимое напряжение. Делизийка перевела взгляд на закрытый оранжевый круг, снова на Дахара и снова на круг. У людей что-то отняли.
— Свет, — прошептала она.
Гракс в одиночестве прохаживался внутри периметра. Когда с ним связался Энциклопедист, гед прекратил ходьбу, бессильно уронил конечности и бессмысленно уставился в потолок третьим глазом.
Энциклопедист воспроизвел разговор двух людей — куски ткани, закрывающие сенсор, не совсем заглушали звуки. Эйрис говорила задумчиво, иногда оживляясь. Тональность женских голосов не нравилась Граксу. Голос Дахара больше походил на рокот гедов, хотя и звучал эмоциональнее. Ни звуковой гармонии, ни грамматической точности, ни заботы о правильном порядке слов. И все же… В споре этой пары проглядывал интеллект! Ни мужчина, ни женщина не сумели определить понятие «вирус», им не хватало для этого ни фактов, ни теории, ни приборов. И все же Эйрис и Дахар преодолели барьер собственного невежества — нарушив все законы логики, все причинно-следственные связи процесса познания — и обсуждали сущность вируса, еще не убедившись, что он существует. Изучать свойства того, чего еще нет, — как это можно? Гракс следил за их чудными диалогом, понимая, что ни один гед на такое не способен. Это все равно, что изобретать оружие против хищников неоткрытой планеты. Абсурд. Неэффективный, негармоничный, бессмысленный, отвратительный способ мышления. Такой мог привести только в пустоту.
Такой способ мышления может привести Дахара и Эйрис к победе над чесоткой.
— Как подействует на язвы сухой воздух? — повторил Гракс вопрос Дахара.
И жрец словно ответил ему:
— В вельде во время Легкого сна воздух совершенно сухой от жары. А что, если высушить воздух печью для обжига?
— Воздух Легкого сна, — отозвалась Эйрис.
Пока Гракс не продемонстрировал людям методы проверки гипотез, они были им неизвестны.
Геды, предупрежденные Энциклопедистом, уже собрались в назначенном месте. Придется вновь решать, что и в какой последовательности делать дальше. Если бы они предвидели такой поворот, знали за людьми склонность к абсурдной логике, то выбрали бы другой вирус, более устойчивый к климатическим перепадам. Но его не мог предвидеть даже Энциклопедист, запрограммированный по образу и подобию гедов.
Энциклопедист начал излагать результаты проведенного им математического анализа. Гракс приказал ему замолчать. Он почуял собственные феромоны.
Огорчение, озабоченность, изумление, страх. Ведь именно он учил людей.
Прежде, чем присоединиться к остальным, надо было восстановить контроль над феромонами. Его огорчение должно пахнуть сильнее, чем огорчение остальных. Ведь именно он учил Дахара.
Огорчение, озабоченность, изумление, страх и уже совсем неуместный запах гордости. Позор.
Костер, разведенный Дахаром на центральном дворе Дома Обучения, давал мощный сухой жар и самый яркий свет, когда-либо виденный в Эр-Фроу.
— Ослепнуть можно, — промурлыкал Тей. Он прислонился к стене неподалеку от Эйрис и сложил руки на груди. — Думаешь, подействует?
— Почему бы тебе не пособить Криджин с дровами? — раздраженно спросила Эйрис. В последние десятициклы ее неприязнь к маленькому торгашу только усилилась.
