О’Брайен закрыл глаза, затем медленно открыл их. Да, несомненно, посуда плыла в воздухе! Казалось, чашка и тарелка медленно и лениво танцевали друг вокруг друга. Время от времени они мягко соприкасались, как бы целуясь, затем разлетались. Затем вдруг резко опустились на стол и, чуть подскочив пару раз, подобно воздушным шарикам, застыли.
Он что, ничего не заметив, заболел болезнью Белова? Можно ли перейти прямо в последнюю стадию — галлюцинации — без головной боли и жара?
Из изолятора донеслись какие-то странные звуки, и О’Брайен выскочил из машинного отделения, даже не натянув скафандра.
В воздухе, подобно чашке с блюдцем, танцевали несколько одеял: кружили, как бы подхваченные сильным порывом ветра. Пока штурман наблюдал за ними, чуть не падая от изумления, к ним присоединились и другие предметы — термометр, футляр и пара подштанников.
Члены экипажа, однако, молча лежали в своих койках. Сматерс, очевидно, достиг четвертой стадии. Те же беспокойные движения головой, тот же ужасный взгляд, когда его глаза останавливались на О’Брайене...
Но, повернувшись к койке Белова, штурман увидел, что она пуста! Неужели бедняга в бреду вскочил? Или ему стало лучше? Куда он пошел?
О’Брайен начал методично обходить корабль, окликая русского по имени. Отсек за отсеком, помещение за помещением... Наконец он дошел до рубки. В ней тоже было пусто. Тогда где же Белов?
Рассеянно слоняясь по маленькому помещению, О’Брайен случайно взглянул в иллюминатор. И там, снаружи, увидел Белова. Без скафандра!
Это было невозможно — ни один человек не мог без скафандра выжить и минуты на голой поверхности почти лишенного воздуха Марса, — и тем не менее там разгуливал Николай Белов, ступающий так беззаботно, словно песок под его ногами был тротуаром Невского проспекта! Затем контур его фигуры чуть блеснул, как будто он частично стал стеклянным — и исчез.
— Белов! — Голос О’Брайена сорвался в визг. — Ради Бога! Белов! Белов!
— Он отправился осматривать марсианский город, — произнес голос у него за спиной. — Скоро вернется.
Штурман резко повернулся. В рубке никого не было. Он, должно быть, окончательно спятил.
— Нет, — произнес тот же голос. И сквозь прочный пол в рубку медленно вплыл Том Сматерс.
— Что с вами случилось, парни? — разинул рот О’Брайен. — Что это?
— Пятая стадия болезни. Последняя стадия. Пока ее достигли только мы с Беловым.
О’Брайен ощупью нашел кресло и буквально упал в него. Он несколько раз попытался открыть рот, но не мог заставить себя говорить.
— Ты думаешь, что болезнь Белова сделала из нас кудесников, — сказал Сматерс. — Нет. Во-первых, это вовсе не болезнь.
В первый раз Сматерс взглянул прямо на него, и О’Брайен вынужден был отвести глаза. Это был не тот пугающий взгляд, который штурман видел в изоляторе. Это было... как будто Сматерс перестал быть Сматерсом, а превратился в какое-то другое существо.
— Да, она вызывается бактерией, но не паразитической. Эта бактерия — симбионт.
— Симби...
— Подобно нашей кишечной флоре, она выполняет полезные функции. В высшей степени полезные.
У О’Брайена создалось впечатление, что Сматерс с трудом находит подходящие слова, что он очень тщательно подбирает их, словно... словно... Словно говорит с маленьким ребенком!
— Правильно, — кивнул Сматерс. — Хотя я думаю, что смогу тебе объяснить. Бациллы болезни Белова обитали в нервной системе древних марсиан, подобно тому как наши желудочные бактерии живут в пищеварительной системе человека. И та и другая — симбионты, и та и другая позволяют системе, в которой они живут, функционировать гораздо более эффективно. Бацилла Белова трансформирует нашу нервную систему, умножая умственные способности почти в тысячу раз.
— Ты имеешь в виду, что стал в тысячу раз умнее, чем раньше?
Сматерс нахмурился:
— Все не так просто. Да, грубо говоря, в тысячу раз умнее, если так тебе легче представить. Фактически происходит тысячекратное увеличение умственных сил. А интеллект — просто одна из этих сил. Существует много других сил, например, телепатия и телекинез, которые раньше существовали в таком зачаточном состоянии, что почти не проявлялись. Я, к примеру, могу поддерживать постоянную связь с Беловым, где бы он ни находился. Белов практически полностью способен управлять окружающей его физической средой и ее воздействием на организм. Те движущиеся предметы, которые так напугали тебя, были результатом первых
неуклюжих опытов с нашими новыми возможностями. Нам предстоит еще многое познать и научиться использовать.
— Но... Но... — О’Брайен порылся в своем возбужденном мозгу и наконец нашел связную мысль: — Но вы были так больны!
— Симбиоз устанавливается достаточно тяжело, — заметил Сматерс. — Да и мы не идентичны марсианам физиологически. Однако теперь все это позади. Мы вернемся на Землю, распространим болезнь Белова — если хочешь, можешь продолжать называть это так — и приступим к исследованию пространства и времени. Впоследствии мы собираемся вступить в контакт с марсианами в том... в том месте, куда они переселились.
— И у нас начнутся такие страшные войны, которые нам и не снились!
Существо, которое некогда было Томом Сматерсом, помощником главного инженера, покачало головой:
— Войн больше не будет. Среди умственных сил, усилившихся в тысячу раз, имеется одна, относящаяся к тому, что ты мог бы назвать моральными принципами. Все мы на борту этого корабля в состоянии остановить любую угрозу войны — и сделаем это. А когда бацилла Белова распространится среди населения Земли, опасность окажется в прошлом. Нет, войн больше не будет.
Наступило молчание. О’Брайен пытался собраться с мыслями.
— Прекрасно, — сказал он. — Мы действительно нашли на Марсе нечто стоящее, верно? И если мы собираемся стартовать в обратный путь, на Землю, я, пожалуй, займусь расчетом курса для текущего положения планет.
И опять это непонятное выражение в глазах Сматерса, еще более сильное, чем раньше.
— О’Брайен, это излишне. Мы не будем возвращаться тем же способом, каким мы прилетели сюда. Наш способ будет... скажем, быстрее.
— Отлично, — сказал О’Брайен потрясенно и поднялся. — Пока вы будете прорабатывать детали, я заберусь в скафандр и поспешу в марсианский город. Мне
надо подхватить приличную дозу бактерий болезни Белова.
Существо, которое было Томом Сматерсом, хмыкнуло.
О’Брайен остановился. Внезапно штурман понял значение этого пугающего взгляда, который он наблюдал сначала у Белова, а теперь у Сматерса.
