Кшан взял девочку и протянул ее Шепу:
- Бери дочь, Хранитель.
Шеп порылся в своей сумке, достал длинное узкое полотенце и привычно завернул девочку так, чтобы ее удобно было нести на руке.
- Ей не будет холодно? - с сомнением спросил Сергей, но Шеп только покачал головой, не тратя силы на объяснение человеку, что летом новорожденные лешата могут спать на руках родителей без всяких пеленок и одеял.
- Лида! - он повернулся к бледной, усталой женщине и несмело улыбнулся.
- Кшану будет трудно держать ее. Пожалуйста, возьмите мою дочь и пройдите вместе с Кшаном и Мроном метров двести-триста вверх по реке. Мы похороним Есу и догоним вас сразу же...
Женщина с готовностью протянула руки к малышке и взяла ее. Шеп благодарно улыбнулся и посмотрел на Сергея:
- Помоги мне, пожалуйста...
Он подошел к мертвой Есе и поднял ее на руки, пачкаясь в крови.
Традиции требовали долгого торжественного обряда, но Кшан знал, что Шеп просто прочтет молитву и забросает Есу землей и ветками...
Кшан медленно двинулся вперед, ведя за руку совсем выбившегося из сил Мрона. Женщина с младенцем шла рядом и молчала до тех пор, пока Шеп и толстяк не догнали их.
- Мы ищем Валентина? - хмуро поинтересовалась она.
- Мы ищем кого-нибудь, - отозвался Шеп. - Но не думаю, что нам повезет.
Кшан не был вполне уверен, что Шеп отвечал осознанно. Все внимание светловолосого лешака было приковано к младенцу. Он отобрал у Лиды свою дочку и теперь никуда не смотрел, кроме как на безмятежно спящую малышку.
Кшан услышал, как женщина прошептала толстяку:
- Боже мой, Сережа, ты только посмотри: это же настоящая обезьянка-альбинос!..
Кшан знал, кто такие обезьяны. Кто такие альбиносы он, правда, не представлял, но все равно обиделся на людей: сравнения с обезьяной было для этого вполне достаточно. Малышка и впрямь была очень мила. Белая шерстка, которой была покрыта лешеня, говорила о том, что малышка вырастет и станет совершенно похожей на своего красавца-отца, который так бережно и надежно прижимал ее к себе.
Кшан понимал, что Шепу сейчас плохо, очень плохо. Его застывшие черты напоминали маску. Но цепкие светло-зеленые глаза мало-помалу снова загорелись прежним напряженным огнем и принялись внимательно обшаривать лес и берег вокруг. Теперь Шеп отвечал за еще одно живое существо, избежавшее пока гибели и больше других зависимое от его, Шепа, заботы.
Они вышли по берегу Нерша, к тихой излучине. Здесь низкий ивняк спускался к самой воде. Было пусто и покойно. Но Кшан прямо кожей ощутил какой-то леденящий ужас этого места.
- Здесь топталось множество народу! - тревожно сказал Шеп и повернулся к спутникам. - Стойте, надо сначала все проверить... О, великий Нерш, никогда еще люди не заходили так высоко по реке...
Но Мрон не дал Шепу договорить. Он бросился вперед с криком:
- Папа!.. Папочка!!
Все вздрогнули от этого детского вопля. И тут же увидели Валю, выскочившего из прибрежных кустов.
Валя поймал мальчика в объятия, прошептал что-то ему на ухо, выслушал ответ, опустил его на землю и двинулся к друзьям.
Глава 26. Восемьнадцатое июня. Утро. Валентин.
Над Нершем поднималось солнце. Валентин не спал, просто лежал на сухих ветках, осторожно обнимая сына. Сон никак не шел к нему, но он не особо волновался об этом. Больше всего его сейчас беспокоили лешие. Все обернулось самым скверным образом. Он обрел сына, а потерял свой второй дом, потерял сразу столько близких друзей, сколько у него уже точно теперь никогда не будет...
Придя в Логово уже после того, как его покинули убийцы, Валентин был потрясен. Ни одного живого лешего он не нашел. В растерзанном Логове он пробыл всего несколько минут. Его хватило только на то, чтобы бегло осмотреть трупы и убедиться, что все мертвы. А потом он бросился в лес искать уцелевших друзей.
Он долго рыскал по лесу, а потом вышел к реке. Нерш был тем единственным местом, у которого могли искать защиту лешие. Но Валентин нашел на берегу Цьева и Шелу, которым не смогла помочь даже священная река. И этот удар был столь же силен, как и гибель лешачьего Логова. Юных лешат он любил особо, и видеть их мертвыми было совершенно нестерпимо...
Отчаяние и горе висели над маленькой компанией, попавшей в такую переделку. И не всем удавалось быть такими сдержанными и терпеливыми, как Хранитель.
Кшан вовсе обезумел. Он тупо молчал и шел туда, куда его вели. На ходу его трясло от безнадежных, бесслезных рыданий. Иногда он внезапно садился на землю, заваливался на бок и лежал, не реагируя ни на слова, ни на руки друзей.
За раненым лешаком бдительно следил Сергей. Валентин не мог прийти в себя от изумления. Сергей, сам усталый и потрясенный, занимался с Кшаном, как с капризным, но любимым ребенком. И возможно только благодаря этой опеке за время пути Кшан не навредил себе. От его прыжков, падений и бурных истеричных всплесков с его израненным телом могли приключиться разные новые неприятности, и только забота толстого ветеринара спасла лешака на этот раз.
Лида пыталась помогать Шепу. Но он обращался за помощью только, когда ему нужно было ненадолго оставить младенца на чужих руках.
Еще пару километров люди и лешие прошли вверх по Нершу, пока Шеп не решил, что место для отдыха достаточно безопасно.
И тогда лешие расположились на ночлег в сухой, нагретой за день лощине, что спускалась поперек крутого берега Нерша к самой воде. Вообще-то, дело уже шло к рассвету, и короткий неспокойный сон в чужом месте не мог восстановить силы. Но отдых после всего пережитого был всем просто необходим.
Поэтому, когда Сергей с Валентином устроили для всех широкую постель, натащив сухих веток, Кшан с наслаждением прилег и совершенно отключился, дав возможность своему опекуну немного вздохнуть. Сергей по-прежнему устроился рядом с раненым, а Кшан хоть и не спал, но тихо лежал, молчал и только порой подносил к лицу руку, чтобы вытереть слезу.
Шеп тоже прилег, положив младенца рядом. Лешеня сразу же проснулась и запищала. Малышка была голодна. Шеп убрал до отказа ноготь на мизинце и полоснул по подушечке мизинца крепким, как металл, ногтем большого пальца. В разрезе выступила кровь. Шеп осторожно вложил мизинец в маленький ротик и. затаив дыхание, следил за дочерью.
Лешеня вцепилась в палец Шепа с невероятной жадностью. Старательно пососав некоторое время, она тихо и спокойно уснула, вцепившись ручонкой в кончик своего хвостика.
Валентин заставил сына лечь, и мальчик повиновался. Он был совершенно замучен и послушался беспрекословно. После всего пережитого на Мирошке лица не было, но держался он на удивление спокойно, и ни на что не жаловался. Может быть, присутствие отца и нескольких других взрослых вокруг успокоило ребенка. Он тихонько лежал, дыша мерно и спокойно, и Валентин был почти уверен, что сын уснул.
