Несмотря на любезное приглашение старухи Унней провести эту ночь в их новом доме, все "семейство" Таша единогласно решило остаться ночевать на корабле. Очень хотелось по-человечески попрощаться с Зарком, вынужденным сидеть на своей "Ласточке", как кобель в будке.
Весь вечер дружно проторчали в его каюте, распивая местное (очень неплохое!) вино и вспоминая совместное плавание. Разошлись поздно, изрядно навеселе, перед этим основательно захламив каюту бедного капитана кучей мелочей "на память".
Рил весь вечер была на удивление тихой, почти не разговаривала, только иногда как-то странно шевелила пальцами. Подозревая, что с этого вечера у Зарка и его корабля появится надежная защита, Таш, как мог, отвлекал от нее внимание остальных гостей и самого капитана. Капитан, правда, этого не оценил, похоже, решил, что из-за ревности, и начал поглядывать обиженно и недружелюбно.
А наутро, тепло попрощавшись с Зарком, пассажиры покинули гостеприимную "Ласточку".
К счастью, как раз в тот момент на борт поднялась бригада плотников для ее ремонта, и у капитана сразу нашлись более важные дела, чем грустить. Тем более что навещать его теперь уже бывшие пассажиры пообещали так часто, как только возможно.
Не успел Таш закончить с оформлением дома, как в нем тут же началась хозяйственная суета. Повар первым делом провел ревизию кухни и представил Ташу список необходимых вещей, а Саора и Тилея занялись выяснением, сколько мебели и прочих мелочей необходимо купить, чтобы сносно устроиться хотя бы в первое время.
Венка они не отпускали от себя, используя в качестве грубой силы, когда требовалось переставить шкаф или передвинуть кровать.
Рил в процесс не вмешивалась, потому что ей еще до этого весьма прозрачно намекнули, что такого балагана, как в их Вангенском доме, ей здесь устроить не позволят. Ничуть не расстроившись, потому что заниматься хозяйством ей никогда не нравилось, она занялась более интересным делом – выбором комнат для себя и Таша. В этом ответственном деле ей, разумеется, требовалась помощь любимого, и, побродив по дому, они остановились на большой угловой комнате, из окна которой открывался прекрасный вид на город.
– Ну, вот, – сказала Рил, – значит, возьмем эту и еще две соседних.
– Зачем? – Удивился Таш, сдергивая покрытый пылью чехол с широкой кровати. – Ты что, решила спать отдельно?
– Ну, как же? – Она удивилась не меньше него. – Там будет гардеробная, а там – детская. Ты что, забыл, что у нас будет ребенок?
Таш, конечно, не забыл, ему просто не пришло в голову, что их малышка может жить не с ними, а в соседней комнате.
– А может, не будем ее туда выселять? К ней же придется ночью вставать. Пускай у нас спит.
О воспитании маленьких детей он имел довольно смутное представление, но что они орут по ночам, был в курсе.
Рил присела на освобожденную от чехла кровать.
– Пока маленькая, конечно, она будет с нами! А когда подрастет? И потом, у нее будут свои вещи. Да и игрушки надо куда-то складывать.
Вот на это Ташу возразить было нечего. Он сел рядом со своим сокровищем, обнял, поцеловал в затылок.
– Знаешь, ты права. Я собираюсь купить ей столько игрушек, сколько не будет ни у одной девчонки в этом городе. Так что бери еще две комнаты.
Рил засмеялась.
– Смотри, избалуешь ее до неприличия!
Таш ничего не ответил. Он не мог пообещать, что не сделает так, как она говорит.
Но единственное, что он собирался сделать непременно, так это то, чтобы детство дочери ничем не напоминало его собственное.
Следующие дни оказались целиком посвящены хозяйственным заботам. Дом мыли, чистили, расставляли кое-какую купленную мебель и развешивали занавески. В помощь Саоре и Тилее, сдружившимся на почве ведения хозяйства, Рил купила четырех рабынь.
Сначала она, по своему обыкновению, долго ходила по рынку, но зато выбрала, что называется, одну к одной – все четверо были аккуратными, старательными и работящими. Правда, насчет послушания вышел небольшой прокол: характер одной из них, молодой девушки по имени Алэй, оказался далеко не ангельским. Впрочем, Рил это не удивило и не расстроило, что-то подобное она и предполагала, просто для покупки именно этой рабыни у нее были свои причины. Дело в том, что эта девушка была похожа на нее, как две капли воды. Временами Рил даже казалось, что она смотрится в зеркало. Единственное внешнее отличие состояло в том, что Алэй не досталось ясной королевской зелени глаз, и они у нее были обычными голубыми. А все остальное – и рост, и возраст, и фигура, и даже походка и манера держать голову, были такими, как если бы эти две почти незнакомые друг с другом барышни были родными сестрами.
А вот характеры да. Характерами они отличались, и даже слишком, что иногда заставляло нежную и деликатную Рил очень сожалеть, что поддалась минутному порыву и купила это несносное "отражение". Потому что стоило Алэй появиться в доме, как начались проблемы. Она почти с порога объявила, что она воспитанная и образованная барышня из приличной семьи, попала в рабство не по своей вине, а из-за глупости несовершеннолетней сестры, и, следовательно, требует к себе уважения.
Рассказанная тут же история о том, как сестра злодейски напугала палкой облаявшую ее соседскую породистую собачку, отчего та свалилась в колодец и утонула, вышла поистине душещипательной. Особенно, когда за этот проступок на три года рабства осудили совсем непричастную к этому делу Алэй.
Затем все были поставлены в известность, что здесь, в Лирии, к таким, как она принято относиться по-особенному, едва ли не как к членам семьи, и она очень надеется, что купившие ее иностранцы, раз уже они здесь живут, тоже будут чтить лирийские традиции. Заканчивая свое выступление, она кивнула на своих товарок по несчастью, скромно стоявших поодаль, и пояснила, что на тех, кто заслужил свое наказание, традиции не распространяются, и им уважение можно не оказывать.
Вся "семья" как раз собиралась обедать, и Таш, удивившись про себя незначительности проступка, за который девчонку продали в рабство, глянул на слегка ошарашенную Рил и очень смущенных остальных горничных. Потом перевел взгляд на Алэй и вынес свой вердикт:
– Я не знаю, как обстоят дела у вас на Островах, но у нас принято, чтобы рабы выполняли свою работу старательно, преданно и желательно молча. Только тогда они смогут рассчитывать на хорошее отношение и, возможно, даже на уважение. Других причин для этого нет, и не будет. Если кого-то это не устраивает, пусть скажут сейчас, и завтра же я отведу их обратно на рынок.
Недовольный Таш мог напугать кого угодно, и в столовой повисла гнетущая тишина.
