Сергей покачал головой.
— Дипломатическим путем ничего не выйдет, найдут отговорки.
— Но надо же принимать какие-нибудь меры.
И тогда Сергей сказал после минутного колебания:
— Думаю, что ты имеешь право знать, Валя. Это все не новость для нас. Действительно, шпион сумел сбежать за границу и около месяца тому назад соорудил в Лагнэге вышку специально для того, чтобы воровать электричество. И так как Лагнэг ближе к Камчатке, чем наши потребители, ток течет туда.
— Тут ничего не поделаешь, это закон Ома.
— Нет, кое-что можно поделать. Ведь между Камчаткой и Лагнэгом лежат советские земли— в том числе цепь Курильских островов. Если мы поставим там, на. самой границе, вышки мы закоротим ионосферную цепь. Ток примут наши пограничные станции, он не дойдет до Лагнэга.
— Нет, Сережа, все-таки некоторая часть будет обтекать стороной.
— Небольшая часть, процентов пять-десять, вероятно. А у жуликов сидят на проводе потребители. И вдруг сила тока падает раз в десять. Ведь это же банкротство!
—- Они могут увеличить ионизацию в столбе. Тогда сопротивление в их цепи упадёт, их доля увеличится.
— Но ионизацию можно увеличивать только до известного предела. Иначе ионосфера разрядится сама. Шпион знает это. Ведь он подстроил такой же разряд в Мезени.
— Верно, Сережа, он будет опасаться. На этом его не поймаешь.
— А если мы увеличим напряжение в ионосфере, Валя?
— То есть включим станцию с повышенным напряжением?
— Да, несколько станций с повышенным напряжением.
Валентин в волнении присел на кровати.
— Это надо сделать, не откладывая. И тогда электрическая лавина рухнет на голову мерзавцу.
— Все подготовлено, — сказал Сергей торжественно. — Вышки на Курильских островах уже работают. Камчатская энергия почти отрезана. Шпиону пришлось увеличить ионизацию. Он снизил сопротивление до опасной границы. Мы следим за ним, измеряя силу тока на границе. Теперь остается включить высокое напряжение. Это будет сделано...
— Когда? — Спросил Валентин, задыхаясь.
Сергей посмотрел на часы:
— Через четыре минуты, —сказал он отчетливо.
6
Шесть станций повышенного напряжения включились одновременно. Один миг — тридцатая доля секунды понадобилась для того, чтобы напряжение возросло над Лагнэгом.
Генри Вильсон находился в это время на вышке с посетителями. Гости оказались не в меру любопытны, даже назойливы. Вильсон побаивался, что по приборам можно догадаться, как неровно поступает ток, как велики затраты на ионизацию столба и ничтожен выход полезной мощности. И загораживая спиной циферблаты, он скалил зубы в предупредительной улыбке, расхваливая свое воровское предприятие:
— Мы открыли практически неисчерпаемый источник тока, — уверял он. —
Затраты ничтожны — только на сооружение и оборудование приемника. Цену за ток можно назначить сколь угодно низкую. Нам важно объединить усилия, со временем мы подчиним все электростанции страны, потом Азии, Южной Америки, всего мира. Электричество — это сила, это жизнь, движение! Мы создадим Всемирный Электрический трест. Планета будет в наших руках...
Гости слушали, радостно улыбаясь. Власть и золото манили их. Подчиним электростанции всего мира — какая чудная музыка!
— Планета будет в наших ру... — произнес Вильсон.
Он не договорил, последнего слова. Вообще, он не сказал в жизни больше ничего. Волна высокого напряжения дошла до Лагнэга... Ионосфера разрядилась, электрическая дуга высотой в сто километров встала над вышкой. И Вильсон сгорел, испарился в одно мгновение. Исчез с лица земли будущий миллионер. Горстка золы, облачко угарного газа—вот все, что осталось от него.
... Впрочем день или два Вильсон служил еще пищей для искателей сенсаций. Один из них приехал вместе с промышленниками, час или полтора ходил за Вильсоном по вышке, но потом сообразил, что о подчинении планеты все равно писать нельзя, а красивые фразы о свободе, инициативе и таланте он и сам сочинит в буфете. Катастрофа застала журналиста у стойки. Он был ослеплен, оглушен, сбит с ног. Разряд получился еще страшнее, чем в Мезени. Дуга, ударившая в землю, вырвала целый пласт. Вокруг нее возник сноп молний. Навстречу взвился вихрь огненных брызг — это летели куски расплавленных балок, стоек и раскаленные детали машин.
Только минут через десять потрясенный журналист решился ощупать свои руки и ноги. «Кажется, я жив», — подумал он без большой уверенности. Затем возникла следующая мысль: «Удирать скорее, пока цел! » Но тут же ее догнала третья: «На этом можно заработать».
Теперь он боялся только одного: лишь бы его не опередили! Он рысцой побежал к своей машине, на ходу придумывая первые слова: «Молния вырвалась из его кулака! » Начало как будто броское. Следует добавить какой-нибудь мистики. На радио любят мистическое. Или завернуть насчет происков красных? Нет, лучше не стоит. Скажут, что я преувеличиваю их мощь.
Текст выступления был составлен по дороге на радиостанцию. Сообщение вышло короткое, но повторялось целый час беспрерывно. Во все уголки земного шара радиоволны доносили хриплый голос журналиста: «Сегодня на моих глазах погиб громовержец нашего века, повелитель молний! Молния вырвалась из его кулака. Есть грань, у которой человек должен остановиться, обнажив голову. Смертный не смеет поднимать руку на небеса. Разгневанное небо покарало безумца... »
В Москве, в своем кабинете, генерал Рокотов выключил радиоприемник.
— Разгневанное небо? — пробормотал он с усмешкой. — Ну ладно, пусть будет «разгневанное небо».
Глава двадцать пятая
МИР ЛУЧШЕ
1
За окном бежали телеграфные провода. Они обросли инеем и походили на толстые белые канаты. На каждый телеграфный столб надеты были снежные шапочки. Но больше всего мороз
потрудился в лесу. С удивительной тщательностью он украсил в белый цвет каждую веточку в отдельности. Нарядные белые гирлянды висели над пухлыми сугробами.
Валентин лежал на верхней полке и, уткнувшись подбородком в подушку, глядел в окно. Наволочка была чистая, как снега снаружи, немножко жестковатая от крахмала. Колеса стучали деловито и бодро, они охотно подтверждали каждую мысль Валентина. «Повернули на юг», — думал Валентин, вспоминая карту. «До-ро-га пря-мая», — соглашались колеса. «В Москву приедем к празднику», — думал Валентин, а колеса твердили: «Та-кая у-дача, та-кая у-дача». И добавляли на каждом стыке: «То-ро-пись, то-ро-пись! »
