— Да что ты ее трешь? Обмой ее в реке, — заметил человек Шепу.
— Нужно сначала приложить ее к груди, — ответил Шеп. — А рядом нет ни одной живой лешухи… Ладно, все равно я ей остался и за мать тоже!
Шеп полоснул ногтем по своему соску и поднес младенца к груди. Лешеня похныкала, но кровь отца пришлась ей по вкусу. На глазах Шепа выступили слезы, и Кшан не мог понять, то ли другу больно, то ли это слезы острой тоски и скорби…
Не в силах больше выносить ужасную гримасу Шепа, Кшан взмолился:
— Прекрати мучить себя. Хватит, закончи обряд и хватит… Ты не железный, Шеп!
— Я не могу отнять ее, пока она сосет. Когда ей еще доведется отведать хоть какого-нибудь молока! — сказал Шеп. — А когда нет молока, что может быть полезнее для дочери лешака, чем кровь отца?
Кшан не нашелся, чем возразить. Спорить бело не время, да и малыш Мрон, совершенно потрясенный смертью Есы, которая всю его жизнь по-матерински заботилась о нем, горько выл прямо над ухом.
Наконец, лешеня прекратила терзать своего отца и выпустила разрезанный сосок Шепа.
— Тебе зализать? — Кшан потянулся к другу, но Шеп покачал головой:
— Ты не смотри, что она такая крошка, ее слюна живительна и сильна. Мне уже не больно…
Шеп поднялся на ноги и спустился к реке. Кшан не слышал слов, но он был уверен, что Шеп добросовестно выполняет последнюю часть обряда приобщения.
Когда он принес дочку обратно, Кшан с восторгом увидел малюсенькую лешеню, сплошь покрытую белым пушком. У нее были длинные вытянутые ушки и тонкий гибких хвостик с белой кисточкой на кончике. Благотворная вода Нерша отмыла младенца от материнской крови, и Шеп уставился на свое дитя с умилением и гордостью.
— Она красавица! — уверенно сказал он, и никто не посмел возразить ему.
Чистенькая и напившаяся крови лешеня заснула на большой ладони отца, свернувшись клубочком, пропустив хвостик между ног и зажав кисточку крошечным кулачком. Пальчики другой руки смешно шевелились.
— Как ты назвал ее? — спросил Кшан.
— Так трудно выбрать. Слишком много имен у Нерша, но женщины, что носили их, перенесли столько боли, что мне было боязно… — сказал Шеп. Сначала я решил назвать ее, когда мы будем в безопасности. Но потом я понял, что эта безопасность может никогда и не наступить… Короче, ее зовут Юша.
Он повернулся к притихшим людям:
— Сергей, ты поможешь мне похоронить Есу?
— Конечно, — с готовностью сказал человек и помрачнел: — Я так хотел помочь ей, но не смог, и мне сейчас совершенно не по себе. Стыдно…
— Кшан верно сказал тебе, что ты не помог бы даже со всем арсеналом человеческих медикаментов! Только мы могли ей помочь. Но мы опоздали…
Шеп посмотрел на младенца, потом перевел взгляд на друзей и поспешно, словно стесняясь своей слабости, вытер слезы. Нерш подарил ему маленькую дочь, с ним по-прежнему были его старший сын и верный преданный Кшан. Случилось то, что случилось, и тут уж ничего не поделаешь. Надо искать остальных уцелевших и спасаться…
Кшан взял девочку и протянул ее Шепу:
— Бери дочь, Хранитель.
Шеп порылся в своей сумке, достал длинное узкое полотенце и привычно завернул девочку так, чтобы ее удобно было нести на руке.
— Ей не будет холодно? — с сомнением спросил Сергей, но Шеп только покачал головой, не тратя силы на объяснение человеку, что летом новорожденные лешата могут спать на руках родителей без всяких пеленок и одеял.
— Лида! — он повернулся к бледной, усталой женщине и несмело улыбнулся.
— Кшану будет трудно держать ее. Пожалуйста, возьмите мою дочь и пройдите вместе с Кшаном и Мроном метров двести-триста вверх по реке. Мы похороним Есу и догоним вас сразу же…
Женщина с готовностью протянула руки к малышке и взяла ее. Шеп благодарно улыбнулся и посмотрел на Сергея:
— Помоги мне, пожалуйста…
Он подошел к мертвой Есе и поднял ее на руки, пачкаясь в крови.
Традиции требовали долгого торжественного обряда, но Кшан знал, что Шеп просто прочтет молитву и забросает Есу землей и ветками…
Кшан медленно двинулся вперед, ведя за руку совсем выбившегося из сил Мрона. Женщина с младенцем шла рядом и молчала до тех пор, пока Шеп и толстяк не догнали их.
— Мы ищем Валентина? — хмуро поинтересовалась она.
— Мы ищем кого-нибудь, — отозвался Шеп. — Но не думаю, что нам повезет.
Кшан не был вполне уверен, что Шеп отвечал осознанно. Все внимание светловолосого лешака было приковано к младенцу. Он отобрал у Лиды свою дочку и теперь никуда не смотрел, кроме как на безмятежно спящую малышку.
Кшан услышал, как женщина прошептала толстяку:
— Боже мой, Сережа, ты только посмотри: это же настоящая обезьянка-альбинос!..
Кшан знал, кто такие обезьяны. Кто такие альбиносы он, правда, не представлял, но все равно обиделся на людей: сравнения с обезьяной было для этого вполне достаточно. Малышка и впрямь была очень мила. Белая шерстка, которой была покрыта лешеня, говорила о том, что малышка вырастет и станет совершенно похожей на своего красавца-отца, который так бережно и надежно прижимал ее к себе.
Кшан понимал, что Шепу сейчас плохо, очень плохо. Его застывшие черты напоминали маску. Но цепкие светло-зеленые глаза мало-помалу снова загорелись прежним напряженным огнем и принялись внимательно обшаривать лес и берег вокруг. Теперь Шеп отвечал за еще одно живое существо, избежавшее пока гибели и больше других зависимое от его, Шепа, заботы.
Они вышли по берегу Нерша, к тихой излучине. Здесь низкий ивняк спускался к самой воде. Было пусто и покойно. Но Кшан прямо кожей ощутил какой-то леденящий ужас этого места.
— Здесь топталось множество народу! — тревожно сказал Шеп и повернулся к спутникам. — Стойте, надо сначала все проверить… О, великий Нерш, никогда еще люди не заходили так высоко по реке…
Но Мрон не дал Шепу договорить. Он бросился вперед с криком:
— Папа!.. Папочка!!
Все вздрогнули от этого детского вопля. И тут же увидели Валю, выскочившего из прибрежных кустов.
Валя поймал мальчика в объятия, прошептал что-то ему на ухо, выслушал ответ, опустил его на землю и двинулся к друзьям.
Глава 26. Восемьнадцатое июня. Утро. Валентин
Над Нершем поднималось солнце. Валентин не спал, просто лежал на сухих ветках, осторожно обнимая сына. Сон никак не шел к нему, но он не особо волновался об этом. Больше всего его сейчас беспокоили лешие. Все обернулось самым скверным образом. Он обрел сына, а потерял свой второй дом, потерял сразу столько близких друзей, сколько у него уже точно теперь никогда не будет…
