— А как они поступали с детьми раньше?
— Отправляли ко мне на кораблях, — ответил Шабр и добавил: — Проблему представляют только надсмотрщицы, у Райи ребенок ожидается здоровый.
— Откуда ты знаешь? — с подозрением переспросил правитель.
— Из практического опыта, — обтекаемо доложил смертоносец.
— Хорошо, — не стал уточнять Найл. — Что ты предлагаешь?
— Я советовался с Симеоном, — издалека начал паук, — мы вспомнили, как отвернули многоножку от леса вампиров. Мы предполагаем возможность точечно парализовать волей область живота, попытаться поразить только плод. Может быть, удастся вызвать выкидыш…
Из объяснения Найл ничего не понял, однако не это было главным — самым важным ему показалось сейчас то, что даже Шабр, всю жизнь занимавшийся селекцией двуногих, перестал относиться к людям как к обширному даровому материалу для экспериментов. Теперь, видя необходимость воздействия на двух женщин, он спрашивал разрешения у Посланника.
— Сделайте это завтра, когда все разойдутся, — сказал Найл.
— Слушаюсь, Посланник, — присел в ритуальном приветствии Шабр. — Кстати, у Райи будет мальчик.
— Ты что, и про это знаешь? — не выдержал Найл.
— Нет, откуда?
— Шабр, мне кажется, что ты чего-то не договариваешь.
— А я ни о чем не знаю, — нахально заявил восьмилапый и деловито потрусил в сторону.
На светлом небе загорались первые звезды. Здесь, в оазисе, ветер почему-то налетал не со стороны холодного моря, а из раскаленной за день пустыни, и ночь обещала быть теплой. От мелких прудков с рассолом густо пахло йодом и тиной. Последнее правителя удивило — он даже дошел до ближнего и присел на корточки. Ничего. Вода как вода, чистая, прозрачная. Пробовать ее Найл не стал — знал уже, какова на вкус. Неслышно ступая, подошла Райя.
— Вы собираетесь ночевать здесь, Посланник Богини?
Похоже, главная надсмотрщица увидела, что правитель направился не к хижинам, а в сторону, и заволновалась.
— Нет, Райя, — выпрямился он. — Я собираюсь ночевать с тобой.
Это было не просто желание, это было важно. Нужно показать надсмотрщицам и работникам солеварни, как он уважает и любит их хозяйку, нужно доказать самой Райе, как он ценит ее труд, ее старание, как дорога она ему. Найл просто обязан был вознаградить надсмотрщицу за то, что она уже делала, и за то, что ей предстоит сделать, — а наградить он мог одним-единственным способом. К тому же у него действительно возникло желание обнять женщину, которая носит его сына.
На этот раз Найл стремился доставить Райе удовольствие, а не просто получить от нее положенное правителю. Он ласкал ее грудь, целовал глаза, губы, руки, вспоминая давно забытое тело, и словно соприкасался с безвозвратно ушедшим прошлым. Он вдруг понял, что вновь ощущает циркулирующую энергию — энергию, которую женщина щедро изливала на него и которую он столь же обильно возвращал обратно; вновь, после долгого перерыва, он увидел ауру, ее светло-зеленый цвет и чисто-белое облако внизу живота. Он не мог удержаться и не поцеловать эту святую чистоту, частицу будущей жизни, а надсмотрщица металась на постели, не в силах справиться с чувствами, иногда вспоминая свой верноподданнический долг, но временами забывая обо всем на свете. Она готова была для своего повелителя на все, хотела принадлежать ему, умереть за него, желала быть рядом с ним…
Найл не спешил входить в нее, он ждал, когда она сама захочет почувствовать его внутри, но никак не мог уловить этого момента, пока Райя не взмолилась, забыв про всякие приличия:
— Ну же, ну…
И только после этого правитель проник во влажное тепло.
Сознание женщины проваливалось куда-то, всплывало и тонуло вновь, она не могла говорить и только громко стонала, до хруста сжимая края циновок и разбрасывая в стороны мелкие камышовые щепки.
Найл не спешил, оттягивая момент завершения этого блаженного безумия, пока надсмотрщица не прижала его к себе, да так, что захрустели кости, и не заставила выплеснуть горячую страсть несколькими сильными толчками…
* * *
Проснулся правитель от нежных прикосновений. Теплые, чуть шершавые пальцы невесомо касались кожи, скользя сверху вниз. Стоило перевернуться на спину, как женщина немедленно захватила своего господина в плен, прижала его руки к постели, стала целовать живот. Темные волосы рассыпались по груди, бокам, лицу, приятно щекоча. Найл ощутил напряжение, но Райя, казалось, почувствовала его еще раньше и опустилась сверху, неторопливыми движениями бедер доводя до вершины блаженства.
Когда все кончилось, она положила голову ему на грудь и сказала:
— Как хорошо, что ты пришел, Посланник Богини…
А Найл только сейчас, совсем не к месту, осознал, что она обращается к нему не так, как остальные. До него запоздало дошло, что после разговора с Великой Богиней Дельты из его титула исчезло упоминание о Богине. Для своих соратников он больше не был Посланником Богини, он был просто — Посланник. Никакого сожаления по этому поводу правитель не ощущал, скорее наоборот.
— Знаешь, Райя, называй меня просто Посланником.
— Да, Посланник, — прошептала она, и в душе ее защемило от гордости.
Дозволение правителя обращаться к нему сокращенным титулом надсмотрщица восприняла как знак особого доверия и официального признания своей близости. Теперь, чтобы оправдать бесконечно доброе к себе отношение, она готова была на все. Работать день и ночь, позволить разрезать себя на куски, пойти за повелителем на край света. И ведь объяснять ей что-либо глупо — только разочаруешь и обидишь. Найл просто поцеловал ее и встал с постели.
— Завтрак сейчас будет готов, — сказала ему Райя. — Я еще вечером приказала принести его сюда.
— Какая ты у меня умница, — поцеловал ее правитель. — Жаль, что я не могу остаться с тобой навсегда.
Поев, они вместе вышли из хижины. Найл даже обнял ее за плечи, показывая всем и каждому, сколь дорога Посланнику главная надсмотрщица солеварни. Десять мужчин с котомками за плечами уже ждали свою хозяйку, греясь в утренних лучах; невдалеке маячили два паука.
— Береги себя, — сказал Найл и отпустил женщину.
— Я сделаю все, как нужно, Посланник, — пообещала она и пошла прямо к смертоносцам. Мужчины гуськом потянулись следом.
Найл вздохнул. В душе его боролись два чувства: стыд за то, что он просто использовал эту женщину, добиваясь от нее качественной работы, и — одновременно — уверенность, что все его поступки, 'слова, чувства были искренни. Сейчас он всем сердцем любил эту женщину и боялся за нее. Он не обманул ее ни на йоту и уже тосковал из-за предстоящей разлуки.
