А ведь и правда. «Штормовые стражи» не понимают, что натворили уже и что творят сейчас… Поэтому они должны умереть, тем самым искупив свои грехи. И полковник Коннорс в том числе — он ведь тоже «страж», самый главный «страж», если уж на то прошло…
— Это не ваш мир… Это наш мир… Он злая пародия на изначальный мир… Мы злая пародия друг на друга… — хруст и влажно чавканье звучат в унисон хриплому нечеловеческому голосу. — Все мы убиваем, чтобы выжить… Умри ты сегодня, а я завтра… Богов питают жертвы… «Стражи» вообразили себя богами… Глупые «стражи»…
Ты прав, Голос. Ты так прав, жуткий Голос…
Этот проклятый город — отражение всего нашего проклятого мира в чёрном кривом зеркале безумия. Вся наша цивилизация… вся наша мораль… Куда они подевались, когда мир умер, а время остановилось? Жизнь превратилась в выживание, и убийство ради него стало даже не насущной необходимостью — просто привычкой, второй натурой.
Кувейт до Бури Тысячелетия блистал золотом, словно слиток высшей — 999-й пробы. Но это оказалось не золото, а всего лишь позолота.
А под позолотой — кровь, что пролилась, когда настал ужасный конец.
А под кровью — грязь, что выплеснулась из людских душ, когда вместо ужасного конца начался ужас без конца. А что под грязью?
Под грязью — пустота.
Пустые мы люди.
Мы чучела, а не люди.
Склоняемся мы. Увы!
В головах лишь солома,
И когда шепчем снова
Голоса, как трава сухи
Как крысы в подполе
По стёклам, и в боли —
Бессмысленны и тихи.
— Есть лишь Буря… И мы — часть Бури… Мы приходим вместе с ней и начинаем свою жатву… Мы не живём… А значит нас нельзя убить…
Я смотрел в небо над собой, всматриваясь в круговерть багровой мглы, слушая её вой и клокочущий речитатив Голоса.
Я балансировал на зыбкой грани, отделяющей сон от яви и разум от безумия. Я балансировал на ней, пытаясь не соскользнуть и сохранить себя.
Передо мной была лишь беснующаяся буря. Передо мной была песчаная буря. Так близко. Так близко…
И я шагнул в багровую темноту.
И я шагнул в небо.
Под ногами скрипел песок, на зубах скрипел песок, песок был везде и повсюду, ведь я шёл прямо посреди бури. Но вместо ураганного ветра, я ощущал лишь покалывание во всём теле. Никакого напора, никакой боли.
Дорога, по которой я шагал, едва переставляя ноги, была узкой — от силы метр в ширину. Такая, что пройти смог бы только один человек и в один конец, как не старайся.
Песок вытекал из её середины и медленно двигался к краям, обрушиваясь куда-то вниз. Но этот песчаный мост не висел над бездной — по обеим сторонам дороги были огромные чёрные поля, лишь немногим ниже уровня дороги. И эта чернота была наполненной мириадами теней — угловатых смазанных пародий на человеческие фигуры с горящими алым глазами.
Они тянули свои руки ко мне, желая утащить к себе, но не могли выбраться на дорогу…
И тогда пришло понимание — мост действительно перекинут над бездной… Над пропастью во лжи. Просто она переполнена уже почти до краёв.
Куда я шёл? Зачем я иду?
Я иду, потому что у меня есть ноги. Я умею ходить и поэтому иду?
И ведь это уже не в первый раз… Не впервой мне уже идти по этой дороге.
Багровую тьму впереди рассекла исполинская огненная трещина, пролегшая от земли до самого неба. Из неё вырвался свет, как от раскалённого докрасна металла; в лицо полыхнул адский жар.
Очертания трещины дрогнули и потекли, принимая вид колоссальной чёрной башни, нацеленной в тёмные небеса и окутанной колоссальными языками огня…
Вспышка.
Я невольно прикрыл глаза рукой…
И неожиданно пришёл в себя, чувствуя, как болит всё тело.
Сквозь проломленную крышу, которую я пробил при падении, виднелось серо-жёлтое кувейтское небо, где ещё кружился поднятый в воздух песок. Но буря уже кончилась — вокруг было тихо…
Тихо?..
— …Линда, у меня всё хорошо, я тебя люблю… — поблизости раздавалось чьё-то тихое бормотание. — Мама, нет, я не пойду в колледж — Дик предложил мне у него на фирме работать… Сэр, рядовой первого класса Битти по ваше приказанию…
— Раз, два — умри навсегда!.. — вклинился тот самый Голос.
— Нет, сэр, я не собираюсь продлевать контракт… Джейми, вертихвостка, почему я узнаю всё последним? Я же ведь твой брат!.. Чувак, где ты достал этот виски? Тебя взгреют, если узнают, что ты шарился… Привет, я — Ник, а как тебя зовут?
— Три, четыре — покойся в могиле.
— Кто-нибудь, пожалуйста, помогите… Самим нам уже не спастись… Не спастись от… Это приходит вместе с бурями… И это… это сильнее нас… Пожалуйста… Мы так устали… Мы всего лишь хотим умереть. Мы же ведь всё-таки можем умереть? Так просто дайте нам умереть!
Голос с почти плачущего шёпота сорвался на полный отчаяния вопль.
— Дайте нам умереть! Это всё кончится, когда мы умрём!
Я тихо перевернулся на живот, стиснув зубы от пронзившей всё тело боли, и достал из кобуры пистолет. Осторожно приподнялся с кучи хлама, на которой лежал и пополз вперёд.
Это было небольшое полутёмное помещение — грязное, захламлённое и вонючее. Отвратительно смердело нечистотами, тухлятиной и кровью. На полу в нескольких метрах от меня в луже крови валялось изувеченное тело, у которого была искромсана спина и отсутствовала голова. А на противоположной от меня стене на ней висели десятки человеческих позвоночных столбов с черепами, все бурые от крови — давнишней и уже запекшейся, или совсем свежей. В дальнем углу полузанесённой песком кучей валялось оружие — автоматы, винтовки, пулемёт…
А рядом с трупом на полу сидел некто, одетый в драный плащ, сшитый из нескольких кусков камуфляжной ткани, и с замотанной куфией головой. Неизвестный держался за голову и будто маятник раскачивался взад-вперёд, не переставая кричать:
— Дайте нам умереть! Дайте нам умереть!..
— Пять, шесть — хотим тебя съесть, — неожиданно его голос сорвался, резко просел и охрип, став тем самым Голосом.
Я инстинктивно отодвинулся назад и подо мной что-то хрустнуло.
Неизвестный тут же замолчал и прекратил раскачиваться. От отнял руки от головы и повернул её в мою сторону.
На меня взглянуло жуткое лицо, перемотанное грязными бинтами и просто полосками материи. Опухшие заплывшие глаза из которых сочился гной и кровь, оскаленная пасть — явно слишком широкая для человека, в которой мелькнули обломанные гнилые зубы.
— Чую… — неизвестный со свистом втянул носом воздух. — Чую…
Я буквально оцепенел, поражённый такой кошмарной картиной. И словно бы против силы начал медленно сдвигать руку с пистолетом, чтобы влепить пулю прямо в башку этой твари.
