Спина девушки под подбородком напряглась. Черт, задумался, слегка куснул… позорище какое! Ветер дунул сильнее – гонщица повернула голову и крикнула два слова: «Чипсы в кармане!» И он сразу, неуклюже и поспешно полез ей в карман, выхватил пакетик и с каким-то животным восторгом почувствовал, что он там не один. А еще сухарики – ура! – сушки какие-то. Неуклюже оторвал зубами уголок и, прижимая щекой, урча, захрустел прямо на удобной спине гонщицы содержимым. Сквозь зубы время от времени вылетал горестный стон, когда поток ветра уносил кусочек… Причем сознание холодно фиксировало, отмечало и конспектировало: «Активация регенерации возбуждает древние животные центры, поэтому нужно иметь достаточно пищи поблизости для завершения процесса».
Но вот пахнуло хвоей, грибами и свежестью. Последний пакетик затрепыхался в воздухе, унося пару сухариков. Профессор с досадой оглянулся – он блеснул далеко во тьме. Но через мгновение пронзил страх, он судорожно вцепился в гонщицу. Мощный фонарь мотоцикла выхватывал несущиеся навстречу высокие деревья, каждое норовило ударить нависающей над дорогой веткой… какой дорогой! Это уже тонкая тропа едва пять шагов шириной, а безумная гонщица едва уменьшила скорость. Он вновь улегся ей на спину и, закрыв глаза, корил себя последними словами…
Но вот двигатель заглох! Остановка! Профессор мигом соскочил и отпрыгнул от мотоцикла, как от страшного зверя.
А журналистка… с чего я решил, что она журналистка вообще? Побежала в сторону от тропки… к огромному наклонившемуся дубу, приподнявшему могучие корни. Словно подземный осьминог попытался выдраться из-под мха, да так и не смог – задеревенел. Девушка отбросила кусок коры, потыкала, судя по движениям, в цифры, и внизу с легким шипением открылся вход. Загорелись яркие световые панели, умело замаскированные в складках и трещинах коры. Белый свет залил полянку. Девушка умоляюще-приглашающе махнула рукой. Потом вдруг, словно только заметила расстегнутую на груди курточку, зарделась и торопливо застегнулась.
Ругань застыла у Славутича на губах. Вновь захлестнуло любопытство. А она быстро катнула дорогой мотоцикл, ткнув передним колесом в соседнее дерево. Кора послушно раздвинулась, внутри блеснуло металлом, щелкнуло, и мотоцикл встал внутрь, как патрон в обойму.
Девушка плавно прошла перед ним… как-то, в общем, так прошла… манекенщицы в юбках-ремнях отдыхают! Манекенщицы вообще показывают одежду… А эта – показывая себя каждым движением, подчеркивая каждым изгибом… Пальцы разом вспомнили, как прижимали ее грудь, но мысль повернулась совсем иначе. Впрочем, это вообще-то уже не мысль…
– Да что это такое! Да… – взорвался профессор. Шагнул назад, затравленно оглянулся, штаны ниже пояса предательски набухли.
– Это ход вниз, в лабораторию! Пойдемте скорее! Умоляю! Только вы можете разобраться… моего соображения не хватает… я не понимаю ничего в этих микробах… помогите…
Движения девушки вновь стали порывисты, волосы с одной стороны распустились – болтались дисгармонично и причудливо. Она повернулась, вбежала внутрь. Профессор неуверенно пожал плечами и направился следом. Бормоча: «Это черт знает, что такое. Безобразие», пытаясь уцепиться за реальность. Вниз ведут по спирали треугольные пластиковые ступеньки. Резкий контраст с изящным входом составляют глиняные стены, тусклый свет слабеньких ламп выхватывает обрывки корешков, камушки и даже отдельные валуны. В голову полезли страхи, но девушка выскочила пролетом ниже, и лицо ее озарилось такой радостью, что махнул рукой и продолжил спуск. Наконец лестница кончилась, открылся широкий зал. Его крышу подпирают толстые бревна перекрытий, наподобие примитивной шахтной крепи.
– Нам дальше, лаборатория там! – воскликнула девушка, семеня к двери в конце зала. Он потопал за ней, потянул. Круглая ручка звякнула и осталась в ладони.
– Это что за… – начал он спрашивать, поворачиваясь. Тут грянул глухой мощный взрыв. Разом заложило уши, земля качнулось, обоих бросило на землю. С потолка посыпались комья, а со стороны лестницы вылез язык глины. Лампы моргнули, словно раздумывая, погаснуть или нет, но вдруг загорелись еще ярче.
Она закашлялась, встала с четверенек, пробормотала:
– Уф, не ожидала, что так ударит…
– А что ожидала?
Дверь, за которую дергал профессор, скрипнула и величественно, словно падающая вековая сосна, грохнулась на известковый пол. За ней открылась плотная глиняная стена.
– Нет лаборатории… И что все это значит?
– Это значит, что над нами пятьдесят метров глины и известняка. Выхода отсюда нет, есть только неограниченное количество воды и свет. Кроме того, вентиляционная труба обеспечит чистым воздухом. Так все и задумано.
– Кем задумано? Зачем задумано? Что за поклонники самопогребения? А я-то при чем? Не… точно бред.
– Целью же являетесь вы, конечно. Я, собственно, расходный материал. Меня, кстати, Дарья зовут, если вам интересно.
Женщина деловито расстелила толстый рулон круглого ковра, что ярким персидским многоцветьем заиграл в мертвенно-белом свете ламп. Села в позу лотоса, жестом предложила присесть напротив.
– И к чему этот маскарад, расходный материал Дарья? Свежая вода и свежий воздух – оно хорошо, но где тут запас провизии? Можно не свежей. Мне сейчас необходимо много еды… Уже становится плохо…
– Если так худо, можешь напиться моей крови. – Девушка заигрывающе улыбнулась и наклонила шею набок. Убрала длинные волосы в сторону.
– Дурдом… Дай-ка угадаю. Вы, видно, играете в вампиров и жертв, я же, по-вашему, древний кровосос, которому десять тысяч лет, из которых я последние восемь проспал в анабиозе. Теперь мне, чтобы вспомнить свое вампирство, нужно напиться крови не менее древнего клана жертв, предоставляющего донорские услуги, взамен… ну, в общем, взамен чего-то там. Хорошо. Все похлопали, поулыбались камерам и пошли к черту со своими дурацкими шоу! У меня эксперимент идет!
– В гробу.
– Что в гробу?
– В гробу, не в анабиозе.
Профессор вытаращил глаза, а эта… Дарья, кажется… Сидит в позе лотоса и прямо вся сияет, словно белиберда, что он на нее вывалил, слово в слово… Черт, желудок-то как дергается…
– Мы очень давно следим за вашим институтом. Я знала, что кто-то из вас Великий Древний, не знала только кто. Мы долго готовились и вот наконец дождались. Мне приснился вещий сон, в котором ты со мной говорил и сказал, что делать.
Это уже происходит пять лет. Я впервые услышала тебя, когда в шестнадцать вскрыла вены и легла в ванну. Ты велел мне не тратить кровь бестолково, сказал, что она еще пригодится. Велел собрать последователей, и кровь сразу перестала течь. Связывались не очень часто, но достаточно, чтобы сделать правильные выводы. Мы устроили этот бункер, мы понимаем друг друга с полуслова. Но только я одна слышала твой указующий голос…
