Пелорат задумчиво сказал:
– Почему, Блисс? В конце концов это всего лишь логический вывод.
– Потому что другой логический вывод может последовать из самого факта его смерти. На Солярии, с ее долгоживущими и одинокими космонитами, смерть – нечто редкое и отдаленное. Представление о естественной смерти должно существовать лишь у немногих из них, и, вероятно, совсем отсутствовать у солярианских детей возраста Фаллом. Если она продолжит размышлять о смерти Бандера, она наконец начнет гадать, почему он умер, и то, что это случилось, когда мы, чужаки, появились на их планете, наверняка наведет ее на мысль о возможной причине и следствии.
– Что мы убили Бандера?
– Это не мы убили Бандера, Пел. Это была я.
– Она не догадается.
– Но я должна буду сказать ей об этом. Она обижается на Тревайза, а ведь он – руководитель экспедиции. Фаллом может решить, что, возможно, именно он повинен в гибели Бандера, а как я могу позволить, чтобы на Тревайза кто-то возвел напраслину?
– Стоит ли беспокоиться обо всем этом, Блисс? Ребенок не испытывал никаких чувств к своему от… матери. Только к своему роботу Джемби…
– Но смерть ее матери означает и смерть ее робота. Я почти готова уже признаться в своей ответственности за это. Я испытываю огромное искушение.
– Почему?
– Так я смогу объяснить это в нужном свете. Так я смогу успокоить Фаллом, предупредив ее собственное открытие этого факта в процессе размышлений. Сама она может не найти оправданий убийству Бандера.
– Но оправдание существует! Это была самооборона. Спустя мгновение мы были бы мертвы, не решись ты на крайнюю меру.
– Именно это я и должна бы сказать, но не могу заставить себя объясниться. Я боюсь, что она не поверит мне.
Пелорат, покачивая головой, сжал зубы.
– Ты думаешь, было бы лучше, если бы мы не привели ее на «Далекую звезду»? Теперь ты так несчастна…
– Нет, – рассердилась Блисс, – не говори так! Я была бы бесконечно более несчастна, если бы мы сидели сейчас и вспоминали оставленного нами невинного ребенка, осужденного на безжалостную смерть из-за того, что мы натворили на Солярии.
– Такова планета Фаллом.
– Послушай, Пел, только наш разговор не передавай Тревайзу. Изоляты находят возможным соглашаться с подобными вещами и не думать больше о них. Мораль же Геи – спасение жизни, а не уничтожение ее. Жизнь во всех ее проявлениях должна, как мы знаем, заканчиваться, чтобы другая жизнь могла начаться, но никогда – без пользы, без смысла, без конца. И смерть Бандера, пусть и неизбежную, довольно трудно перенести. Смерть же Фаллом была бы просто невыносима.
– Ну хорошо. Думаю, ты права. Но в любом случае, я пришел к тебе не с заботами о проблемах Фаллом. Дело касается Тревайза.
– Что с ним?
– Блисс, я беспокоюсь за него. Он ждет установления параметров Земли, и я не уверен, что он сможет перенести такое напряжение.
– Я не боюсь за него. С ума он не сойдет.
– У каждого из нас есть предел выносливости. Послушай, планета Земля оказалась теплее, чем он ожидал; так он сказал мне. Полагаю, он думает о том, что она может быть слишком теплой для существования там жизни, хотя явно старается убедить себя, что это не так.
– Быть может, он прав. Может, она не слишком горяча для жизни.
– Кроме того, он допускает, что, возможно, это тепло можно объяснить наличием радиоактивной поверхности, но тоже отказывается в это верить. Через день-другой мы подойдем достаточно близко к Земле, так что станет ясным истинное положение вещей. Что, если Земля действительно радиоактивна?
– Тогда ему останется только смириться с этим.
– Но – я не знаю, как сказать… – что, если в его мозгу…
Блисс подождала, а затем криво усмехнулась:
– Полетят предохранители?
– Да. Полетят предохранители. Не могла бы ты предпринять что-нибудь, чтобы поддержать его? Держать его под контролем и в уравновешенном состоянии, так сказать?
– Нет, Пел. Я не могу поверить, что он так слаб, и, кроме того, существует твердое решение Геи: его сознание неприкосновенно.
– Но сейчас особые обстоятельства. У него есть эта необычная «правота» или как ты ее там называешь. Шок от полного провала его прожектов в тот момент, когда все, казалось бы, успешно завершено, способен пусть и не уничтожить его мозг, но расстроить его «правоту». Он обладает очень необычным талантом. Разве не может этот талант оказаться необычайно хрупким?
Блисс на миг задумалась, пожала плечами и сказала:
– Ну что же, возможно, мне и следует присмотреть за ним.
93
Следующие тридцать шесть часов Тревайз смутно ощущал, что Блисс и, в меньшей степени – Пелорат, ходят за ним по пятам. Впрочем, это было не так уж необычно на таком компактном корабле, да и занимали его ум совсем другие вещи.
Теперь, сидя за компьютером, он был уверен, что Блисс с Пелоратом стоят у двери. Тревайз обернулся и испытующе уставился на них.
– Ну? – очень тихо спросил он.
– Как ты себя чувствуешь, Голан? – довольно неуклюже попытался вывернуться Пелорат.
– А ты у Блисс спроси, – ответил Тревайз. – Она часами с меня глаз не спускает. Должно быть, насквозь видит мой мозг. Не так ли, Блисс?
– Нет. Нет, – спокойно сказала Блисс, – но если ты чувствуешь, что нуждаешься в моей помощи, я могу попробовать… Тебе нужна помощь?
– Это еще зачем? Оставьте меня в покое. Оба.
– Пожалуйста, скажи нам, что происходит, – попросил Пелорат.
– Спрашивай!
– Является ли Земля…
– Да, является. То, на чем настаивали все в разговорах с нами, – истинная правда. – Тревайз махнул в сторону экрана, на котором виднелась ночная сторона Земли, затмившей Солнце. Она выглядела резко очерченным кружком темноты на фоне звездного неба, а окружность сияла прерывистым ореолом оранжевого света.
– Этот оранжевый свет – радиоактивность? – спросил Пелорат.
– Нет. Просто отраженный свет Солнца в атмосфере. Ореол был бы сплошным, если бы не сильная облачность. Радиоактивность мы видеть не можем. Различные излучения, даже гамма-лучи, поглощаются атмосферой. Однако они порождают вторичное излучение, сравнительно слабое, хотя компьютер может его обнаружить. Оно невидимо для глаз, но компьютер способен преобразовать в фотоны видимого света каждую частицу или волну, принятую его детекторами, и Земля предстанет окрашенной в условные цвета. Взгляните.
И черный кружок расцвел голубыми красками.
– И насколько сильная здесь радиоактивность? – тихо спросила Блисс. – Достаточная для того, чтобы человек здесь не мог существовать?
– Вообще никакая жизнь. Планета не пригодна для обитания, Последняя бактерия, последний вирус давно погибли.
– А сможем мы исследовать ее? – спросил Пелорат. – Я имею в виду, в скафандрах?
– Лишь несколько часов – иначе вернемся с необратимыми радиационными поражениями.
– Тогда что же мы будем делать, Голан?
– Делать? – Тревайз безо всякого выражения поглядел на Пелората. – Ты знаешь, что я собираюсь делать? Я возьму тебя и Блисс – и ребенка, естественно, – и верну вас на Гею, и оставлю там всех троих навсегда. Потом я вернусь на Терминус и сдам корабль. Подам в отставку из Совета, что должно сильно обрадовать мэра Бранно. А потом буду жить на пенсию, пошлю Галактику куда подальше вместе с Планом Селдона, нашей Академией, Второй Академией и Геей. Галактика не маленькая, сама выберет, как ей жить. Почему я должен беспокоиться о том, что случится после меня? Я еще пожить хочу.
– Наверняка ты так не думаешь, Голан, – настойчиво сказал Пелорат.
Тревайз посмотрел на него и глубоко вздохнул.
– Нет, не думаю, но ох как хотелось бы, чтобы я смог сделать точно так, как только что сказал тебе.
– Никогда бы я в это не поверил. Ну а что ты собираешься предпринять на самом деле?
– Вывести корабль на околоземную орбиту, отдохнуть, выйти из шока и подумать о том, что делать дальше. Да и вообще…
– Да?
И Тревайз сорвался:
– Что я могу предпринять еще? Что еще я могу осмотреть? Что здесь еще искать?
Глава двадцатая
Соседняя планета
94
После этого Пелорат и Блисс видели Тревайза только четыре раза и то только за обеденным столом. Все остальное время он находился либо в рубке, либо в своей каюте. За едой молчал. Ел мало.
В четвертый раз, однако, Пелорату показалось, что необычная суровость покинула Тревайза. Пелорат дважды кашлянул, словно хотел что-то сказать да передумал.
Наконец Тревайз обвел своих спутников взглядом и произнес:
– Ты что-то желаешь сказать, Джен?
– Ты… ты обдумал создавшееся положение, Голан?
– Почему ты задаешь такой вопрос?
– Ты уже вроде бы в норме.
– Да такой же, как и был, но я кое-что придумал. Правда, с трудом.
– Можно узнать, что?
Тревайз коротко взглянул на Блисс. Она упорно смотрела в тарелку, храня осторожное молчание, словно чувствовала, что Пелорат добьется большего в этот щекотливый момент, чем она.
