— Через несколько дней их занесет снегом.
— Ну и на здоровье…
Они молча вернулись к самолету.
Лобов поднялся в кабину, Локк остался возле самолета — подождать вторую группу. Вериадзе с одним из механиков пошли по следу аэросаней и еще не возвратились.
«Конечно, все это впустую, — думал метеоролог, посасывая потухшую трубку. — Разве найдешь… Он мог выпасть из саней в любой точке шестидесятикилометровой гонки. И пурга тотчас же похоронила его. А радиосигнал просто почудился радистам Вериадзе. К тому же помехи… Эх, Рассел, Рассел, как все глупо получилось… Страшно подумать, что будет, когда мы останемся вдвоем с доктором… Еще два месяца до смены. И вопрос, захочет ли доктор остаться тут со мной после всего случившегося. Самое правильное было бы законсервировать станцию и перебраться до смены к Вериадзе. Но эти ослы из Управления Фолклендских островов и слушать ничего не хотят… Престиж, видите ли!.. Престиж им дороже людей, — Локк зло сплюнул в голубоватый, ослепительно сверкающий снег. — Кажется, они и не очень верят в наших чудовищ… Начальник Управления заявил по радио, что обстоятельства гибели Стонора расследует весной лично. Даже не разрешили хоронить тело. Еще, чего доброго, нам с доктором предъявят обвинение в убийстве. Эти чиновники на все способны… Кажется, даже Вериадзе не очень верит в “электрических призраков”. Только вежливо улыбается, когда о них заходит разговор. А эти бестии, как назло, не появляются больше… Впрочем, сущест-уют ли они в действительности? Не сходим ли мы все постепенно с ума?..»
Локк сдвинул капюшон на затылок и сжал рукой лоб.
…Какая чушь! Ведь он помнил во всех подробностях события той кошмарной ночи, темную фигуру, густой мех и коническую голову чудовища, зеленую молнию и почерневшее лицо Стонора. Все разыгралось на его — Локка — глазах… И тем не менее, если вдуматься, все кажется каким-то дичайшим бредом, мучительным сном без пробуждения…
Послышался шорох лыж. Подъехали Вериадзе со спутником.
— Абсолютно ничего, — сказал грузин, с размаху втыкая палки в снег. — Мы добрались до того места, где след саней теряется… То же, что и на аэрофотоснимках, — никаких следов…
— Мы ничего не найдем, — хрипло пробормотал Локк и отвернулся.
— И все-таки продолжим поиски, — спокойно возразил Вериадзе. — Будем искать снова и снова.
И они продолжали летать; садились на снег, снова взлетали и снова садились, как только внизу появлялось что-то, казавшееся подозрительным. Третий день полетов был на исходе, когда Лобов неведомо в который раз — они уже потеряли счет посадкам — поднял самолет в воздух.
— Возвращаемся? — спросил Вериадзе.
— Пожалуй, — кивнул Лобов, — с базы передали, погода меняется. Усилился ветер, гонит поземку.
— Значит, ночью будет пурга, — сказал Локк, а про себя подумал: «Хоть бы сегодня ночью пришли…»
Пурга бушевала всю ночь, но и на этот раз в окрестностях Большой кабины никто не появился. В ярких лучах рефлекторов были видны лишь снежные вихри, да залепленные снегом фигуры вахтенных. Локк сидел у включенного приемника, но эфир безмолвствовал; лишь чуть слышными всплесками доносились, словно с другой планеты, голоса южноафриканских станций.
Утром все собрались на завтрак в Большой кабине. Пришел и Белов, необычно оживленный, с покрасневшими от бессонницы глазами.
— А ну-ка, дежурный, чашку крепкого бульона для нашего пациента, — крикнул он механику, который готовил завтрак.
— Вижу, что больному лучше, — обрадовался Вериадзе. — Ну, выкладывай, что нового, генацвале?
— Все в порядке, — сказал Белов. — Он пришел в себя, а сейчас даже попросил есть.
— Превосходно. Но что с памятью?
— Пока еще провал. Однако кое-что мне стало понятнее…
— О-о… Рассказывай.
— Это потом. Сейчас надо его накормить… Я думаю, его уже можно отправить к нам на базу. Как с самолетом, Иван?
— Сегодня не удастся. Придется целый день расчищать взлетную полосу.
— Вы уже хотите покинуть нас? — всполошился Локк.
— И мысли такой не было, — очень серьезно сказал Белов. — Я только хочу отправить на Солнечную мистера Ковальского. Там уход будет лучше, и он быстрее поправится. Надеюсь, вы не станете возражать?
— Нет, конечно… Значит, вы уже уверены в его выздоровлении?
— Я уверен, что теперь полет не повредит ему. А в случае каких-либо осложнений у нас будет легче оказать необходимую помощь. Кроме того, в крайнем случае аэродром в Солнечной сможет принять тяжелый самолет из Южной Африки или Австралии. Можно будет отослать вашего товарища в клинику.
— Я отвезу его завтра, — обещал Лобов. — Завтра, если не будет новой пурги.
День ушел на расчистку взлетной полосы. Работали все, даже Белов, который оставлял лопату лишь для того, чтобы заглянуть к своему пациенту.
Солнце уже коснулось краем ледяных гребней, когда Лобов, прошагав с лопатой вдоль расчищенной полосы, объявил, что для его самолета хватит и что завтра, с рассветом, он взлетит.
— Если, конечно, ночью не заметет взлетную полосу, — добавил он, подумав, — если из Солнечной дадут «добро», если все будет в порядке, если… — последние условия Лобов проглотил вместе с богатырским зевком.
Ночь прошла спокойно, и с рассветом все собрались у самолета. Принесли на носилках Ковальского, подняли в кабину. Лобов занял свое место. Больного должны были сопровождать Белов и радист. Вериадзе и оба механика решили остаться.
— Эй, кто на посадку! — крикнул Лобов, приоткрыв окошко кабины. — Включаю моторы.
— Значит, если все будет удачно, вернусь вместе с Иваном, — сказал Белов Вериадзе. — И захвачу с собой Мики…
— Мики — не обязательно, — возразил Вериадзе. — А вот одного из геологов привози. И пару хороших радиометров.
— На Мики я надеюсь больше, чем на радиометры…
— Чепуха все это, Юрий! Чепуха!.. Мы пробыли здесь неделю… И ничего… Я просто удивляюсь: ведь психиатрия — одна из твоих специальностей. Неужели тебе еще не ясно, что тут произошло?
— Пока нет…
— История полярных зимовок знает не один подобный случай. Персонал подобран неудачно. Не знаю, что представляли собой Стонор и исчезнувшие товарищи, но доктор — натура явно неуравновешенная, а этот Локк… Да, по-моему, он и сам не уверен, произошло ли в действительности все то, о чем он рассказывает. Что же касается твоего пациента, генацвале…
— Моего пациента пока не касайся, Шота. Это интереснейший случай… Если бы не желание проникнуть вместе с вами в таинственный лабиринт, я бы теперь остался в Солнечной. Остался бы — хотя формально мое дежурство у постели Ковальского уже не является необходимым.
— Последние дни ты говоришь загадками, Юрий.
— Просто не люблю распространяться на тему… рабочей гипотезы…
— Значит, рабочая гипотеза существует?
— Пожалуй… Ты слышал о так называемом запечатанном изображении?
— Разумеется. Это дефект в телевидении.
— Только в определенном смысле, когда это получается при приеме телеизображения. В других случаях этот эффект специально используется, например, в запоминающих устройствах электронных машин.
— Но мы говорили о Ковальском… Какое отношение…
— Самое прямое. Нечто подобное может происходить в человеческом мозге. После сильного потрясения сознание как бы раздваивается. Возникает эффект «запечатанного изображения». Больной воспринимает его как провал в памяти, но мозг хранит «запечатанное» воспоминание. И в некоторых случаях его может прочитать… другое лицо… Понимаешь? Иногда этим даже пользуются при лечении…
— Значит, парапсихология?
— Если угодно.
— И тебе удалось что-то прочесть в его, так сказать, подсознательном воспоминании.
— Образ нечеткий, страшно нечеткий… Ярче всего это проявилось тогда, когда к нему начало возвращаться сознание. Потом все снова ушло куда-то на глубину. Иногда картина становится четче. Сам он ощущает это как проблески каких-то неясных воспоминаний. Но образ, по-видимому, один и тот же… Вот почему у меня возникла аналогия с запечатанным изображением.
