– Бом, бом...— размеренно произнесла Ина, растянувшись на воняющем плесенью «матрасе» из сложенных коробок, и добавила, несколько изменив ритм и интонацию: — Тик-так. Я помню, как тикали старые механические часы, Тайлер, а вы?
– У нас были на кухне, у матери.
– У времени много лиц. Временем мы измеряем жизнь, месяцами и годами. Большое время стирает горы и создает звезды. А сколько случается между двумя ударами сердца! Трудно жить в таких разных масштабах времени, они разрывают тебя. Проще забыть, что ты жил в этих разных временах.
Клацанье громадного метронома снаружи продолжалось.
– Вы рассуждаете, как будто живете в четвертом возрасте, Ина.
В полумраке я различил, что она слегка улыбнулась:
– Полагаю, мне одной жизни достаточно.
* * *
Утром мы проснулись от нового звука. Громадная стальная гармошка ворот отъехала в сторону, в ангар ворвался дневной свет, а за ним и Джала, выкликающий наши имена.
Я выскочил из конторки кладовщика, кинулся вниз по гулкой железной лестнице. Джала уже одолел половину пути до конторки, за ним медленно шагала Диана.
Подбежав ближе, я выдохнул ее имя.
Она попыталась улыбнуться, но трудно улыбаться, когда челюсти крепко стиснуты. Лицо Дианы показалось мне совершенно белым, она прижимала к телу повыше бедра что-то вроде большого тампона. Одежда Дианы в пятнах живого красного цвета — кровь, с ужасом понял я.
Через восемь месяцев после обращения Ван Нго Вена к Генеральной Ассамблее ООН криогенные инкубаторы «Перигелион фаундейшн» выдали первые промышленные объемы марсианских репликаторов. На космодроме Кеннеди и на базе Ванденберг готовили к запуску армаду ракет «Дельта-7». Примерно тогда Ван и загорелся желанием посетить Большой Каньон, а разжег его интерес старый номер «Arizona Highways», оставленный в его покоях каким-то биологом-энтузиастом.
Он продемонстрировал мне этот журнал чуть ли не на следующий день:
– Вы только посмотрите! — Ван чуть не дрожал от возбуждения, показывая мне иллюстрированную статью о воссоздании в первозданном виде «Тропы ясного ангела». Река Колорадо рассекает докембрий-ский песчаник. Турист из Дюбаи трясется на муле вместо ожидаемого под ним верблюда. — Слыхали об этом чуде, Тайлер?
– О Большом Каньоне? Конечно. Мало кто о нем не наслышан.
– Потрясающе! Грандиозно!
– Ну, впечатляет, как говорят. Но ведь на Марсе и своих каньонов предостаточно, не так ли?
Он улыбнулся:
– Вы имеете в виду Гиблые Земли. У вас они называются на латыни Valles Marineris, открыли их с орбиты шестьдесят лет назад — или же, что то же самое, сто тысяч лет назад. Да, там есть похожие пейзажи. Но я там никогда не бывал. И теперь уж, конечно, вряд ли придется. Вместо этого я бы с удовольствием посетил Большой Каньон.
– За чем же дело стало? У нас свободная страна.
Ван поморгал, возможно, впервые услышав этот штамп, и кивнул:
– Непременно попрошу Джейсона устроить поездку туда. Поедете со мной?
– В Аризону?
– Да, да, в Аризону, в Большой Каньон! — Ван, конечно, в четвертом, но вел себя чуть ли не как десятилетний пацан.— Поедете?
– Ну, надо подумать.
Я все еще «думал», когда позвонил И-Ди.
* * *
Воцарение Ломакса превратило И-Ди Лоутона в политического невидимку. Его статус крупного промышленника остался незыблемым, устроенный им прием не отказывались посетить и крупные государственные шишки, но влияние на уровне кабинета министров, которым он располагал в президентство Гарланда, И-Ди безвозвратно утратил. Поговаривали, что он об этом переживает, что впал он в прострацию, психологически уже не тот, что, окопавшись в своей джорджтаунской резиденции, досаждает бывшим политическим соратникам нежелательными звонками... Все возможно, но ни Джейс, ни Диана о нем больше не слыхали, и я буквально остолбенел, когда, сняв с аппарата трубку, услышал его голос.
– Надо переговорить, — отрезал он без долгих предисловий.
Интересно мне было этакое услышать от человека, вдохновившего Молли Сиграм на роль сексуального шпиона. Рука сама чуть не дернулась обратно к аппарату, чтобы положить трубку. Но... неприлично, сами понимаете.
Он добавил:
– О Джейсоне.
– Ну и поговорите с Джейсоном.
– Не могу. Он меня не станет слушать.
– Это вас удивляет?
И-Ди скорбно вздохнул:
– О'кей. Я понимаю, ты на его стороне, и это естественно. Но я не стремлюсь ему навредить. Наоборот, хочу помочь. Могу добавить: время не ждет. Речь идет о его благосостоянии.
– Я вас не понимаю.
– Но я не могу доверить это проклятому телефону. Я сейчас во Флориде. Двадцать минут от вас. Подъезжай к отелю, с меня стакан — и можешь послать меня куда угодно, прямо в лицо. Прошу тебя, Тайлер, не выламывайся. В восемь, в баре вестибюля, «Хилтон» на девяносто пятом шоссе. Может быть, от твоей теперешней покладистости зависит чья-то жизнь.
Он положил трубку, не дожидаясь моего ответа. Я тут же позвонил Джейсону.
– Хм... Если верить слухам, И-Ди теперь еще менее сахарный, чем был раньше. Так что будь осторожен, Тай.
– Да я к нему и не собирался.
– Конечно, я тебя не буду уламывать. Но, может Оыть, имеет смысл съездить.
– Он мне, кажется, уже достаточно отвесил плюх.
– Понимаешь, надо бы все же выяснить, что он там затевает.
– То есть ты хочешь, чтобы я с ним встретился.
– Только если это тебе удобно.
– Удобно? Ну ты даешь!
– Хорошо, решай сам.
Что ж, я преисполнился сознанием выполняемого долга, влез в машину и порулил мимо всяких пестрых тряпок, флагов и плакатов (дело было на следующий день после Дня Независимости), мимо уличных торговцев сувенирами (нелицензированными, готовыми в любой момент при виде полицейской мигалки сорваться с места в своих помятых пикапах), репетируя в уме гневные отповеди, смачные ругательства, которые я швырну в наглую физиономию этого старого хлыща, этого... До «Хилтона» я добрался, когда солнце уже опустилось за карнизы, а гостиничные часы показывали 8.35.
И-Ди сидел за столиком, целенаправленно накачиваясь алкоголем. Увидев меня, он удивился. Встал, схватил под руку, отволок на виниловый диванчик в нише, напротив своей особы.
– Выпьешь?
– Я ненадолго.
– Выпей, Тайлер. Это улучшит настроение и восприятие.
– Ваше уже улучшило? Лучше скажите, чего вы от меня хотите, И-Ди.
– Что человек на меня сердит, можно понять по тому, что он мое имя произносит. Как будто посылает подальше. Мол, иди ты, И-Ди, в... и так далее. Ты на меня сердит. Из-за чего, из-за той патриотической мадам, не знаю даже, как ее звать, и доктора... черт... Малмстейна? А я ведь даже и не знал об этой афере, то есть узнал, когда ее уже провернул мой штат. Ретивые ребята, предприимчивые. Так, к твоему сведению.
