60-е годы
И сели они в ракету, и полетели покорять Марс. И долго сомневались, этично ли это будет.
70-е годы
И сели они в ракету, и полетели покорять Марс. И очень расстроились, поскольку там никого не оказалось… Неужели мы одни во Вселенной?!!
80-е годы
И сели они в ракету, и не полетели. И выяснили, что все оборудование — и двигатели, и скафандры, и даже кресла — украдено еще на заводах-изготовителях. И собрались уже было обратиться в прокуратуру, как вдруг прочитали в газетах, что их полет состоялся и даже прошел успешно.
90-е годы
И сели они в ракету, и полетели покорять Марс. И долго сражались за южную систему каналов, но в результате стали Императорами Галактики.
0-е годы
И сели ани в рокету, и палители…
Александр РОЙФЕ
Тема:
Виктор Мясников
Пограничная словесность
Вы заметили любопытное явление, утвердившееся на российском литературном поле: с одной стороны, взаимоотношения между фантастикой и Большой Литературой остаются, мягко говоря, прохладными, с другой же, наблюдается весьма активное проникновение авторов «толстых журналов» на территорию «условного противника». Ведь и в самом деле, современная проза мэйнстрима все чаще использует приемы, свойственные НФ и фэнтези. Фантастика в мэйнстриме — тема интересная, и мы попросили в ней разобраться московского писателя и критика.
В библиографических списках произведений фантастики встречается множество авторов, которых к фантастам причислить можно лишь с большой натяжкой. И далеко не все произведения, включенные в реестры, имеют право называться фантастическими. Зачастую речь идет лишь об элементах фантастики в сюжете. Конечно, «Аэлита» и «Гиперболоид инженера Гарина» Алексея Толстого — это в чистом виде НФ-романы, как и «Роковые яйца» Михаила Булгакова, а вот «Мастер и Маргарита» — уже нечто другое. В библиографии этот роман включают, а вот печатать в жанровой книжной серии никто не решается. Прием — это еще не жанр. Между литературой жанровой, сюжетной и так называемой высокой (или мэйнстримом) есть четкая граница, более похожая на пропасть. Перепрыгнуть ее, увы, затруднительно. Произведение остается там, где оно родилось. Это как граница между хоккеем и балетом на льду, наличие коньков их не уравнивает. Так что и сравнивать бесполезно — оценочные критерии разные.
Поэтому стоит разобраться, с какой целью и каким образом в мэйнстриме используются элементы фантастики. Почему произведения, по всем внешним признакам являющиеся фантастическими, ни литературной критикой, ни интеллектуальным истеблишментом, ни издателями, ни самими авторами зачастую таковыми не признаются.
* * *
Начать, пожалуй, следует с самого нашумевшего фантастического мэйнстримовского романа последних лет — антиутопии «Кысь» Татьяны Толстой.
Зачинается произведение самым что ни на есть «классическим» способом: «Бенедикт натянул валенки, <…> вышел на крыльцо и потянул носом морозный чистый воздух. Эх и хорошо же!» Так и повеяло незабвенным ильфо-петровским Ромуальдычем, который нюхнул портянку и ажно заколдыбался. Классики отечественной сатиры откровенно пародировали посконную прозу своего времени, а Толстая подобным цитированием ставит читателя в тупик: принимать ли ее роман всерьез? Тем более, что весь он написан таким искусственно-посконным языком.
Действие «Кыси» разворачивается спустя двести лет после некоего Взрыва, отбросившего Россию, а может, и всю земную цивилизацию в глухое средневековье. Причем, буквально. У выживших начисто отшибло память. Пропал не только разговорный русский язык конца XX века, но и канцелярит почти не сохранился, как и жаргонные словечки, которыми так безобразно насыщена наша современная речь. И все заговорили на каком-то лубочно-сусальном языке. Логики в этом нет никакой, зато явственно виден метод создания фантастических реалий — перевертыш. Нынешняя городская речь заменена на прямо противоположную — сельскую, старинную, с шутками-прибаутками, скоморошную, ласковую и любезную до приторной сахарности. Голубчики — так называют себя жители Федор-Кузьмичска.
Если попросить ребенка нарисовать фантастического зверя, что он сделает? К телу коровы пририсует голову крокодила с рогами и петушиным гребнем, львиные лапы, собачий хвост и птичьи крылья. То есть возьмет знакомые, вполне реальные элементы и скомбинирует из них нечто по привычной схеме. Нечетное количество лап и глаза на животе — это уже более высокий уровень творческой фантазии, доступный только детям подготовленным, преодолевшим первый уровень детского фантазирования. Точно так же и фантастическую реальность ребенок создает на доступном ему уровне — придает предметам и существам чужие свойства. Звери по небу летают, рыбы посуху гуляют — вот стандартный детский уровень.
Именно на таком первичном уровне работает фантазия Татьяны Толстой. Юркие зайцы прыгают по деревьям, куры осенью сбиваются в стаи и подаются на юг. Те и другие не просто несъедобны, а ядовиты. Зато мыши вполне съедобны, желанны на каждом столе и дают не только ценный мех, но и сало свечное.
Отброшенные в средневековье голубчики знают грамоту. Но алфавит у них наш, послереформенный, освобожденный от «ятя», «ижицы» и еще нескольких избыточных знаков. Толстая даже приводит весь список современных русских букв и добавляет: «А еще, конечно, наука всякой букве научное название дает: «люди», а то «живете», а то «червь».
Этими «аз», «буки», «веди» по порядку обозначены все главы романа. Их тридцать три, по количеству известных всем букв. Но если заглянуть в оглавление и просмотреть весь список, то азбука Татьяны Толстой не совпадет с той, что она же приводит в тексте. Буква «р» пропала, зато появилось «и» десятеричное. Три последние буквы алфавита — «ять», «фита», «ижица». При том, что буква «ф» уже имеется — «ферт». А уж «ю» вполне могла бы предстать «юсом».
Конечно, я придираюсь. Так ведь есть к чему! Такая неразбериха с алфавитом свидетельство не просто небрежения автора, а непродуманности фантастического мира Татьяны Толстой. Фантаст-профессионал такого себе никогда не позволит. Толстая, будучи профессионалом мэйнстримовской прозы, настоящим художником слова, тем не менее выступает в фантастике как дилетант, любитель. Совершенно очевидно, что с современной российской фантастикой она не знакома и имеет самые общие представления о принципах создания произведений этого направления. Потому в этом смысле ее творческий метод откровенно примитивен.
