Это уже происходит пять лет. Я впервые услышала тебя, когда в шестнадцать вскрыла вены и легла в ванну. Ты велел мне не тратить кровь бестолково, сказал, что она еще пригодится. Велел собрать последователей, и кровь сразу перестала течь. Связывались не очень часто, но достаточно, чтобы сделать правильные выводы. Мы устроили этот бункер, мы понимаем друг друга с полуслова. Но только я одна слышала твой указующий голос…
– Бред, ты хочешь сказать, что эту ямку вырыла толпа подростков? Может, еще и бесплатно?
– Да, они слушаются меня.
– Да как слушаются? Что за ерунда?
– А как послушался сорокалетний профессор? Поехал невесть куда, невесть с кем и невесть зачем? А потом и вовсе полез не пойми куда? Но вообще-то я сама не знаю как. Просто у меня такой дар.
– Есть в твоих рассуждениях брешь. Почему по дороге ты мне чипсы всунула. Предоставила бы шейку, понимаешь, чтоб из горла напился, так сказать.
– Да чипсы у меня всегда в кармане, редко перекусить толком успеваю. На ходу в аварию можно попасть, и не уверена была, что правильно воспримешь. – Девушка улыбнулась, сбросила кожаную куртку. – Но вообще-то это я сейчас рассуждаю, тогда же просто подумалось «надо бы чипсов дать».
– Но ты не сказала, с чего взяла, что это я ваш дурацкий кровосос?
– Медсестра Регина рассказала. У тебя из отрезанных пальцев полезли когти…
– Идиотки! Это эксперимент! Пошла регенерация! ТР-фагоциты восстанавливают сначала кость, потом мясо и прочее! И я хочу не крови, а элементарно жрать! Жрать! Жрать хочу! Материал-то на строительство нужен! Пятьдесят метров грунта!
– Я ничего не понимаю в фагоцитах, но отлично понимаю свои сны. И в моих снах прямо велено никаких припасов еды не делать…
– Идите к черту! Какие сны?! Какое велел?! Я ученый, понимаешь?! Я вообще снов не вижу! Сплю максимум четыре часа в сутки и считаю время потерянным, если случайно просплю на полчаса дольше!
– Ты должен напиться моей крови, а потом все будет нормально…
Она упрямо нахмурилась, но в голосе появилось некоторое сомнение. Славутич поспешно размотал бинты и выкрикнул:
– Вот, вот, смотри сама, что эта твоя кретинка медсестра видела!
Из культей смотрели конусообразные кости, вокруг понизу уже немного нарос валик мяса, сама косточка покрыта прозрачной пленкой и перевита сеткой тонких кровеносных сосудов.
– Ну что? Когти, да?
– Ну… да, похоже. Молодые еще, мягкие…
Славутич внезапно успокоился.
– Ладно, ты говоришь, напьюсь я крови твоей – и все будет нормально. Но скажи на милость, что именно будет нормально? Пятьдесят метров грунта исчезнут? Или мы превратимся в змей и уползем по вентиляции? Как это «нормально» наступит? Для кого нормально? Жертва… Расходный материал… Да даже если я сожру тебя целиком, вместе со всем дерьмом в твоей голове – и стану сильный, как слон – и неутомимый, как верблюд, то и тогда не смогу раскопать эту массу глины и камней!
– Ну… не знаю, может быть, впадешь в этот… анабиоз? Ты мне сказал так сделать…
– Ничего я не говорил! И не мог говорить! Какого черта мне отвечать теперь за твои глюки?
Профессор застонал, ухватившись за живот. Упал набок, перекатился. Желудок задергался, кишечник сокращался, словно раздумывал, печень или легкие начинать пожирать сначала. Вскочил и судорожно забегал по прямоугольному залу, словно раненный в живот солдат пытается донести себя до госпиталя.
– Вода! Где вода?!
– Там, возле стены, за углом!
«Чертова идиотка. Как же жжется изнутри. Прямо словно нефть в канализации горит, потроха жжет. Охохох, что же там такое происходит?! Избыток кислоты и желчи? Не важно… пить. Пить!»
За поворотом в конце короткого тупичка грубо вбитое бетонное кольцо, внутри пульсирует, играет песчинками мощный родник. Короткий ручей собрался под стеной в небольшое озерцо.
Аххха! Профессор плюхнулся в ледяную воду на четвереньки, словно граната взорвалась – фонтан брызг почти долетел до высокого потолка. Руки погрузились по локти, лицо нырнуло в воду. Шумные глотки, словно пульс огромного сердца отдавался по всему залу. Пить… и плевать на взбаламученный песок. Еще и еще!
О-ооох! Тяжелый холодный живот казался проглоченной двухпудовой гирей, притягивал к земле. Профессор на четвереньках же сделал пару шагов назад и лег ничком.
– Славутич, вы уже передвигаетесь, словно ящер! – с восторгом воскликнула Дарья.
Она, похоже, продолжает грезить.
Оххх-а! Холод и тяжесть в желудке вдруг сменились теплом… нет, даже жаром. А-а! Показалось, что через распахнутый рот сейчас хлынет раскаленный пар, как из лопнувшего парового котла. Славутич вновь вскочил на четвереньки и, как ползучая ракета, рванулся в родник. Пить… нет, не лезет уже.
Да что это такое, бегаю на карачках! Он вскочил и, словно скиф перед последним боем, одним мощным рывком разорвал пиджак и рубашку надвое.
– Пече-о-от! – взревел в равнодушный глиняный потолок. Атрофировавшиеся от сидячей жизни мышцы задергались, затрепетали под слоем жирка. Жар начал перемещаться вовне, вовне. К коже! Кожа покраснела, даже полиловела, на ней ярко и мощно вздулись толстые синие вены. Он опять прыгнул в родник, однако ледяная вода хлестнула как кипяток, вместе с тем во рту пересохло. На этот раз жажда прошла после пары глотков, зато навалился страшный, всеохватывающий голод. Профессор открыл рот и вдруг понял, что ощущает вкусы языком на расстоянии. Бока часто засокращались, вдыхая влажный воздух, что-то вкусное лежало прямо перед ним. Что-то приятное… съедобное.
Хап, и слюна ручьем… ну и подумаешь – рубашка, она такая… такая хлопчатобумажная. На минуту голод отступил.
Язык высунуть наружу, прямо под ногами вкусный крошечный кусочек мела, и еще, и еще… хруп-хруп-хруп ррррр!
– Великий Древний! Тебе нужно напиться моей крови! – торжественно прозвучал высокий женский голос, и Дарья вновь шагнула ближе.
– Аххха… Уйди, идио-о-от-т-ка, ты ч-че, не понимаешь? – прошипел Славутич, едва сдерживая прыгающую челюсть, что уже словно жевала, грызла эту вкусную особь. Рот наполнился слюной, она закапала, увлажняя высунутый язык. А тот просто кричал гаммой вкусов: мясо-мясо-жизнь-еда-еда-виновата… Нет! Он пружиной вскочил и отбежал в сторону. – Язык мой враг мой, – пробормотал он, отвернулся, процедил, скрестив руку за руку: – Дарья, отойди подальше и не суйся!
– Но я же…
– Уйди, говорю! – Пальцы вжались в жесткие кубики пресса, жилы, словно плетеные кнуты, вздулись… Кубики пресса? Жилы на руках? Жир сгорел весь!
– Ну, я же могу помочь…
Она с настойчивостью идиотки вновь наклонилась, открывая шею и прядь волос картинно отбрасывая набок.
