Приказ о немедленном возвращении всех сотрудников туннеля на свои посты профессор услышал по радио и поспешил на вокзал подземной железной дороги. Между тем город заполняли войска, сосредоточившиеся около вокзала. Гражданских ни на вокзал, ни на железную дорогу не пускали. Исключение делалось только для сотрудников подземного пути. Аркадий Михайлович выехал дополнительным вагоном. Такие вагоны с самостоятельным управлением прицепляли к поездам дальнего назначения. По пути они отцеплялись и направлялись на соответствующие подземные вокзалы.
Вагон, в котором ехал ботаник, шел на Прибайкальский узел. Там в основном и располагалось подземное садовое хозяйство Аркадия Михайловича.
Довгалюк жалел, что с его возрастом и профессией он не мог принять непосредственного участия в войне. Единственное, что ему оставалось — это с максимальным усердием делать то, что он делал до сих пор. И он очень спешил к своим подземным садам.
Мне тоже хотелось взглянуть на них, и я сказал об этом профессору. Аркадий Михайлович охотно согласился взять меня с собой на Верхнее озеро, известил об этом диспетчера и попросил поскорее прислать электродрезину. Скоро мы двинулись в путь. Девушка-шофер уверенно вела машину по лабиринту подземных переходов, соединявших вокзал с Верхним озером. Через некоторое время мы проехали железные ворота и очутились на территории «лесничества».
Особых изменений за то время, что меня здесь не было, не произошло, но большинство растений, особенно цветы и травы, очень выросли.
Нас встретили «лесничие», как профессор называл своих помощников. Все это были люди, мне незнакомые. Раньше в подземном лесничестве работала преимущественно молодежь и люди среднего возраста. Теперь я видел только инвалидов и стариков: так сказалась на хозяйстве профессора Довгалюка война. Инвалиды и старики встретили Аркадия Михайловича очень радушно, но были обеспокоены недостаточно хорошей работой вентиляции. Они боялись, что это может отразиться на растениях.
— А где Черепашкин? — спросил Аркадий Михайлович.
— Куда-то девался. Его уже нет несколько часов. Сказал, что пойдет просить, чтобы усилили вентиляцию. Вообще в последнее время он здесь почти не бывает. Заглянет на часок и снова едет наверх, — рассказал один из сотрудников.
Черепашкин был в команде Аркадия Михайловича за старшего. В последнее время, отметил профессор, он начал проявлять признаки инициативности и логического мышления.
Воздух на плантации действительно был не таким, как во время нашего прихода сюда с Саклатвалой. Тогда он поражал свежестью и ароматом цветов. Теперь, хотя запах цветов был достаточно силен, ни легкости, ни приятной свежести не ощущалось.
Профессор посмотрел на приборы, показывающие химический состав воздуха, и убедился, что кислорода в нем значительно меньше нормы. Совсем плохо было с влажностью.
Качество воздуха в этом секторе туннеля зависело от вентиляционного хозяйства.
— Не дают воздуха сколько необходимо, — объяснил Аркадий Михайлович.
— Так скажите, чтобы давали. У них какая-то неисправность?
— Экономят. На всем сейчас экономят. Даже освещение уменьшили.
— Скажите Кротову. Он здесь?
— Здесь. Я уже жаловался ему, — говорил профессор, — но сам он ничего не может сделать. Нужно специальное разрешение Саклатвалы.
— И больше никто не может вам помочь?
— Макаренко или Самборский.
— Но ни того, ни другого здесь нет.
— Вчера приехал Самборский. Забайкальскому сектору Глубинного пути сейчас придается особое значение. Говорят, это важнейший участок туннеля. Самборский инспектирует здесь электрическое хозяйство.
— Тем лучше. Значит, можно обратиться непосредственно к нему.
Аркадий Михайлович согласился со мной, и мы срочно отправились на розыски Самборского, надеясь, что он распорядится наладить вентиляцию на территории бывшего Верхнего озера.
Мы нашли Самборского в управлении сектора в одном из помещений подземного вокзала.
— Очень рад вас видеть! — приветливо сказал инженер. — Знаете, вражеская авиация уже пыталась бомбить нашу магистраль. Но в туннеле взрывы бомб даже не слышны. А бомбы страшной силы.
Аркадий Михайлович выслушал это сообщение с интересом, но сразу же перешел к более интересовавшему его делу.
— С вентиляцией трудновато, — пояснил инженер, когда Аркадий Михайлович кончил говорить. — Все внимание сосредоточено теперь на работе помп. Мы должны следить, чтобы в туннеле не оставалось даже самой малости воздуха. От этого зависит скорость наших поездов. Но я думаю, что на вашем участке вентиляцию все-таки можно улучшить. Сейчас отдам распоряжение. Кстати, и сам поднимусь наверх, у меня там дела.
— Очень благодарен, — сказал Аркадий Михайлович. — Тогда я возвращаюсь на свои плантации.
— Хорошо. Сделаю все, что смогу. Между прочим, вы не знаете, что с Макаренко? — обратился ко мне инженер.
— А что?
— Сегодня его ждали в Иркутске, но он не прибыл. Работы здесь для него прорва. Я только что говорил по телефону с Саклатвалой. Уже несколько дней не можем дознаться, где он и что с ним. Только вчера получили сообщение, что сегодня приедет, и снова он исчез.
Я рассказал Самборскому о визите Макаренко в санаторий и о его неожиданной задержке в Москве. Но причины задержки мне были неизвестны.
— Он здесь очень нужен, — сказал Самборский. — Мы пропускаем двести пятьдесят поездов в сутки только в одном направлении. Это означает — по поезду примерно каждые пять минут. Вы понимаете, с каким напряжением нам приходится работать.
— Но, насколько мне известно, Ярослав Васильевич никогда не относился к своим обязанностям легкомысленно.
— А я его ни в чем не обвиняю. Раз его задержали в Москве, он там нужнее, чем здесь… Но мне пора наверх. Там меня ждет Кротов. Вашей просьбы, Аркадий Михайлович, я не забуду… Будьте здоровы!
— Позвольте и мне вместе с вами, — попросил я. — Мне хотелось бы повидать Кротова.
— Пожалуйста, — охотно согласился Самборский. — Хотя сейчас не лучшее время для дружеских встреч.
Мы проводили профессора до дрезины и вдвоем отправились к подъемному пункту. По дороге Самборский вдруг остановился и сказал мне:
— Послушайте, как гудит стена.
Я прижался ухом к стене. Она немного вибрировала. Я услышал глухой шум. Это за стеной в туннеле проносились электропоезда.
— Шумит почти беспрерывно, — сказал Самборский. — Эшелон за эшелоном проносятся здесь со скоростью тысячи километров в час. И в каждом эшелоне, помимо грузов, более тысячи человек.
