Чуть приподняв нос, он опробовал работу пулеметов. Нормально. Разумеется, рассчитывать на победу в воздушном бою с заурядами на такой штуковине не приходится, но в качестве средства убеждения зверопоклонников два-три десятка оснащенных пулеметами и бомбами «летающих крыльев» принесут некоторую пользу. Ну и в качестве средства связи, само собой. Вождь будет доволен игрушкой.
«Летающее крыло» село не без «козла», однако для первой посадки лучшего нельзя было ожидать. Умнейший подтянулся, выбрался на плоскость и легко, словно сбросил половину своих лет, спрыгнул на землю.
— Так себе. Хвост немного перетяжелили, но терпеть можно. Есть и еще кое-какие недоработки. В общем, лететь на нем до полюса я бы не рискнул, а добраться до южан, думаю, у меня получится.
— Тебе-то зачем лететь? — спросил Леон.
— А что? — заявил Умнейший. — Слетаю, передам приглашение и вернусь. Не Кирейна же к южанам посылать — Астил, пожалуй, обидится. Кроме того, любопытно взглянуть на их производственные мощности. Завтра-послезавтра вернусь, ждите.
— Опомнись! Ты нужен здесь.
— Ну, за день-два без меня ничего не случится…
Леон злился. Но предложение Умнейшего хором поддержали Полидевк и Парис, и было ясней ясного: каждый из них готов плясать от радости, что летать по воздуху предстоит не ему. А кроме того — Леон видел — Умнейший последнее время раздражал обоих. Может, догадается упасть и сломать себе шею. Рады…
— Хорошо, лети, — сдался он. — Вернуться смотри не забудь.
Знаменитого воздухоплавателя однажды спросили: «На каком этаже вы предпочитаете жить?» — «На первом, — покраснев, ответил герой воздушного океана. — Выше боюсь».
(Из сборника одобренных анекдотов про пилота Аминтаса, издание 3-е, исправленное; 2-я Государственная машинная типография.)
Не слишком далеко от пустоши над лесом едва возвышалась дозорная вышка, одна из многих, установленных по западному рубежу контролируемой территории. Три особенно высоких дерева, растущих рядом, согнули, притянув друг к другу вершины, срубили лишние ветви и установили наверху помост. Собственно, вышка числилась не только дозорной, но и боевой, хотя и была оснащена устаревшей техникой. На помосте в скрипучем устройстве, напоминавшем гигантскую уключину, помещалась небольшая деревянная пушка, всегда заряженная и по ночам укрываемая драконьей шкурой от росы. Кроме того, дозорный на помосте имел пулемет «льюис» и два снаряженных патронами диска к нему. Один из дисков был неполным.
Дозорного на вышке звали Папп. Прежде он был охотником в крошечной деревушке, расположенной к северу от горного пояса, и благодаря природной зоркости глаза получил назначение в дозор. Отец, дед и прадед Паппа тоже были охотниками.
Папп не был добровольцем. Его мобилизовал Полидевк. У себя в деревне Папп, несмотря на молодость, считался не последним человеком. Как большинство охотников, он был слабым шептуном, но имел редкую способность зашептывать насекомых и добывал для деревенской Хранительницы пчелиную бумагу из свежих, недостроенных гнезд. Его уважали и даже любили. Меньше года назад он женился на дочери соседа, и теперь та ждала ребенка. Папп хотел, чтобы первым ребенком в семье была девочка.
В случае появления заурядов Папп должен был подать дымный сигнал.
Все необходимое для этого имелось на помосте: дрова и трава, очаг из камней, тлеющий огонек и тыквенная фляжка с нефтью. Для подачи сигнала хватило бы трех секунд.
В одиночку он не управился бы и с пулеметом и с пушкой. Вышку обслуживало четверо дозорных, но торчать всем вместе наверху на дневном солнечном пекле не было особой необходимости. Светлое время суток честно делилось на четыре смены, а ночью от дозорного на вышке все равно не было никакого толку, наблюдай не наблюдай.
Папп ходил по помосту взад и вперед — пять шагов в одну сторону, пять в другую. После каждого прохода он останавливался, чтобы внимательно, как требовал приказ, оглядеть западную часть небосвода и дрожащий от испарений горизонт над лесом.
С того времени, как поставили вышку, ничего в небе не появлялось, кроме нечастых птиц.
По стволам всех трех деревьев, образующих вышку, на равном расстоянии друг от друга были набиты поперечные планки — ступени. Трое свободных от дежурства дозорных, дремлющих внизу, под прохладной сенью леса, были готовы по первому крику взлететь наверх в считанные мгновения. Они специально тренировались.
Смена Паппа подходила к концу. Его разморило на жаре, и глаза слипались. Только героическим усилием воли он продолжал ходить взад и вперед. Он знал: недавно на соседней вышке дозорный заснул на ходу и сделал лишний шаг, а ограждение помоста оказалось слишком хлипким.
Папп закрыл глаза. Воспаленные солнцем веки казались тяжелыми, как неподъемные камни. Стоп! Пятый шаг. Теперь еще раз оглядеть горизонт, и еще пять шагов в другую сторону… Он с усилием поднял веки.
С запада низко над лесом двигались какие-то темные точки. Они быстро росли. Чересчур быстро для детенышей Железного Зверя, и все-таки это были именно они, и никто другой.
Сон слетел мгновенно.
— Тревога! — не своим голосом заорал Папп, бросаясь к пулемету. Он понимал, что успеет либо открыть огонь, либо подать сигнал. Что-то одно из двух.
Один из детенышей Зверя летел прямо на него. Совершенно беззвучно.
Папп успел удивиться, заметив необычную форму зауряда. Тот вовсе не был сверкающим на солнце диском. Вышку стремительно атаковал темный приплюснутый ромб, двигавшийся много быстрее первого поколения детей Железного Зверя.
Поймав врага в прицел, Папп открыл огонь, или ему только показалось, что открыл. В ту же секунду верхушка вышки вместе с помостом, ограждением и деревянной пушкой разлетелась веером, а там, где она только что была, ненадолго возник огненный шар. Почти сразу он съежился и погас.
Падая ничком с вышки, Папп еще успел вытянуть вперед руки, надеясь смягчить удар о землю. Но удара уже не почувствовал.
О появлении заурядов нового типа Умнейшему доложили на минуту раньше, чем Леону. Субординация тут была ни при чем — взмыленный, едва живой гонец, свалившийся с загнанного дракончика, меньше всего думал о субординации. Когда Леон прибежал в штаб, работа уже кипела вовсю. Рявкал, ставя кого-то навытяжку, багровый Полидевк; распоряжался рассылкой почтовых летяг и связью по цепи шептунов трясущийся Парис; бегали с высунутыми языками адъютанты и посыльные; в смежной комнате шкворчал адской вольтовой дугой искровой передатчик, — и где-то на краю суматошной круговерти стоял, сгорбившись у карты, Умнейший, делал ногтем пометки, лишь изредка отдавая негромкие приказания молчаливым посыльным. Он почти терялся среди шума, ора и щелканья каблуков, беглый взгляд не выхватывал его из толпы, но стоило лишь его заметить, как сразу чувствовалось, кто на самом деле является движущей пружиной всего этого коловращения.
Леон узнал последние новости. Это не заняло много времени. Новостей было мало.
Цепь сторожевых постов на западной границе перестала существовать. Только на одной вышке дозорные успели подать дымный сигнал. Незамедлительно вслед за этим подверглись нападению несколько переполненных деревень и один из лагерей в западном секторе. О степени причиненного ущерба не сообщалось: видимо, донесения были отправлены немедленно после появления над горизонтом заурядов нового типа.
Следовало сразу учесть тот факт, что новости запаздывали в лучшем случае на несколько часов.
— Это значит, что они могут появиться над нашими головами в любую минуту, — уточнил Умнейший.
Леон ощутил холодок, пробежавший по спине. Париса трясла крупная дрожь.
— А гнезда обороны? А ПВО?
Умнейший оторвал взгляд от карты.
— Боюсь, что время легких успехов для нас прошло, — медленно проговорил он. — Теперь-то и начнется настоящая драка.
Это оказалась не драка, а избиение. Новости поступали целый день, и к вечеру из них удалось сложить общую картину человеческого горя и гибели того, что было создано с таким трудом.
Точных сведений о том, сколько новых заурядов пересекли границу, не оказалось. По-видимому, не более двадцати-тридцати, а может быть, всего-навсего десяток. Но, казалось, они были одновременно всюду и методично сеяли смерть. Леон бессильно сжимал кулаки. Где завод под открытым небом, выпускавший счетверенки? Нет завода, как будто и не было. Где лагерь беженцев с патронным производством? Нет лагеря, догорают бараки, а люди, кто уцелел, разбежались…
Всякая зенитная счетверенка, открывшая огонь, немедленно уничтожалась. Парис дребезжащим фальцетом докладывал о разрушениях. Потери в людях и особенно в технике огромны, войска дезориентированы. Фактически всю западную зону можно считать потерянной… Нет, пока не территориально, хотя один шептун с границы успел передать, будто бы видел несколько прежних, дискообразных заурядов, возобновивших расширение пустоши, что, впрочем, нуждается в проверке. Но промышленность на западе разрушена как минимум наполовину, и надо ждать, что за разрушением второй половины дело не станет…
