Теперь вопрос, как «Дигнити» оказался в том месте, где я нашла его. Не вижу возможности определить, пропутешествовал он все тысячелетия в стелс-режиме или же нет. И я уверена, что мы никогда этого не узнаем. Если допустить, что да, то все равно это не объясняет, как он уклонялся от гравитационных колодцев и других опасностей, которые поджидают корабли в нашей холодной и негостеприимной Вселенной.
Или, может быть, на этот корабль все-таки установили позднее сверхсветовой привод. Но я опять же сомневаюсь, что когда-нибудь доберусь до истины.
Что касается пропавшей команды… Никаких особенных идей у меня нет. Кроме того, что члены экипажа, находившиеся в ходовой рубке на момент катастрофы, там же и погибли. В этом я уверена абсолютно. Мы с Карлом могли бы обнаружить их тела в той зловещей баррикаде, если бы у нас хватило духу и кислорода поискать.
Но остальные? Как я уже сказала, мы не нашли ни одного трупа, никаких останков. Но всегда что-то должно остаться, а иначе просто никак не может быть. Учитывая, что все эти тысячи лет корабль был наглухо задраен и закупорен.
Можно предположить, что катастрофа грянула, когда «Дигнити» находился в каком-то тестовом полете при минимальном экипаже в ходовой рубке. И тогда никакой загадки нет.
Но мне больше нравится другое предположение.
Я словно вижу сама, как все остальные заглядывают в эту рубку, созерцают разгром на поле битвы и приходят к тому же выводу, что и мы с Карлом. Что овчинка выделки не стоит, как говорили на Старой Земле.
Я не видела в крушении спасательных капсул, но знаю по историческим документам: подобные вещи существовали на кораблях «Дигнити».
Вполне возможно, что все остальные катапультировались, были как-то спасены — и рассеялись по другим культурам, в ту эпоху безнадежно удаленным от их родного дома… И может быть, как раз эти события и породили те самые легенды, которые глубоко впечатлили Джайпа?
Или мне просто хочется верить: так оно и случилось.
Станция Лонгбоу никогда не была мне домом по-настоящему, только очень удобной штаб-квартирой, но теперь я от всей души жду не дождусь, когда мы с «Заботой» наконец долетим туда. Как хорошо будет попрощаться с мрачной Голубкой, которая по-прежнему не желает со мной разговаривать, и с нервным Карлом, который без устали твердит, что дни его дайвингов остались позади.
Мои тоже, хотя и на другой манер.
Мы с «Заботой» еще вовсю покатаем туристов, доставляя их к разнообразным крушениям, знаменитым и не очень. С обещаниями изумительно страшных и опасных дайвингов, каковые, само собой, не имеют ничего общего с действительностью.
Но что до всего остального — тут я пас.
Больше никаких загадочных крушений, никакого риска без необходимости и смысла. Спасибо, уже накушалась по горло.
Я выхожу из этой игры.
Мое неуемное любопытство долго гоняло меня по огромному региону Галактики. В поисках таких мест, где давным-давно уже никто не бывал, так давно, что они сделались потайными карманами и кармашками глубокого пространства. И в каждый из них мне ужасно хотелось заглянуть. Мое любопытство понукало меня слишком долго, так что в конце концов я натолкнулась на самый потайной, самый секретный карман Галактики в данной ее области.
И разумеется, я заглянула туда — и нашла свой джекпот, как выразился Джуниор. А потом я увидела собственными глазами, на что способна моя уникальная находка. И больше ничего, совсем ничего искать не хочу.
Все, я повесила свой дайверский костюм на гвоздик.
И вспоминаю, что мои ноги умели ходить по земле.
Там гораздо меньше опасностей — на колоссальной тверди с нормальной гравитацией. Не то чтобы я теперь сильно боялась крушений, нет. Не более, чем обычный среднестатистический спейсер.
Гораздо больше я опасаюсь совсем другого. Я ужасно боюсь этого чувства, этой страсти: МОЕЙ ЖАДНОСТИ. Которая овладела мной в мгновение ока, чтобы сделать слепой и глухой ко всему человеческому. К сомнениям моих лучших дайверов, к страху и уговорам моих старых подруг. Даже к собственной истерической эйфории внутри этого «Дигнити».
И я выхожу из игры, покуда еще не поздно.
Пока не потеряла себя, не докатилась до пиратства или мародерства. Пока моя жадность не вцепилась в меня с той же неумолимостью, как СТ в Джуниора.
Потому что, если не остановиться вовремя, алчность затянет тебя в свое измерение, чтобы не отпустить никогда. Раньше, чем ты догадаешься, что оказался в большой беде. Как не догадался Джуниор. Прежде чем ты поймешь, что вход один, а выхода нет совсем.
Что войти легко, но пути назад не существует.
Перевела с английского Людмила ЩЁКОТОВА
© Kristine Kathryn Rusch. Diving into the Wreck. 2005. Печатается с разрешения автора. Повесть впервые опубликована в журнале «Asimov's SF» в 2005 г.
Дмитрий Володихин
Вот моя деревня…
На протяжении десятилетий отечественная НФ, ориентированная на создание общества без границ, под словом «родина» подразумевала всю Землю, или Солнечную систему, или даже Галактику… Но в последние годы, как подметил критик, стали появляться произведения, приглашающие читателей на «малую родину» писателя.
Кем себя чувствовали герои фантастических романов советской эпохи? Точнее говоря, какой общности они в первую очередь принадлежали? Допустим, главные действующие лица романа «Пылающий остров» ощущали себя прежде всего гражданами СССР. В эпоху «Золотого века» советской фантастики персонажи, как правило, видели в себе именно землян, граждан объединенной планеты или космической ойкумены человечества. О государственном гражданстве, этнической принадлежности или хотя бы локальной, «малой родине» речь заходила исключительно редко. Таков мир Полдня, мир Алисы Селезневой и миры множества других фантастов 1950-х — 1980-х. Порой эта базовая общность расширялась, и человек превращался в «биоединицу» содружества миров, как это было, например, в повести Михаила Пухова «Станет светлее». Или хотя бы стремился стать гражданином «Великого кольца» — как у Ивана Антоновича Ефремова в «Туманности Андромеды».
Таким образом, фантастика Страны Советов на протяжении трех-четырех десятилетий готовила население, прежде всего интеллигенцию, к расширению границ понятия «родина» до пределов освоенной человечеством Вселенной. Потомки граждан СССР должны были стать гражданами мира, а потом гражданами Галактики.
Кто писал тогда о прелестях какого-нибудь региона? Кому из фантастов интересна была Тамбовщина, Рязанщина, город Питер или даже Москва? Сибиряки иногда обращались к теме красот зауральских — как, например, Сергей Павлов в романе «Мягкие зеркала». Но подобные тексты появлялись исключительно редко. Представителя Большой литературы могла заинтересовать деревня Матёра, фантаста — нет.
