Граф Элиас подхватился с места.
– Прекратите! Крейг не слушай ее, она вертит тобою!
Наследник провел глазами от Ионы к отцу и обратно. Спокойствие Северной Принцессы и ярость старика составляли разительный контраст.
– Она говорит дело, – медленно произнес Крейг. – Адриан бьет всех порознь и подминает под себя. Мы и так были почти что захолустьем, а кем теперь он нас сделает? Псами на привязи, зверями в клетке? Сибил все и затеяла для того, чтоб показать: леди Нортвуд может стать императрицей! Да еще какой – получше всех этих Янмэй. И Сибил не сказала тебе – ты бы не понял. Только мне сказала.
– Сибил – дуреха, и ты такой же! – воскликнул судья Хорас, младший Нортвуд. – Сейчас же езжай в столицу, падай на колени и проси милости. Это лучшее, что можно…
– Милорд Хорас, – вкрадчиво отметила Иона, – если имперский суд приговорит к смерти леди Сибил, а также лорда Элиаса и лорда Крейга как ее соучастников, разве не вы станете правителем графства? И разве это не ваш единственный шанс получить власть?.. Так стоит ли лорду Крейгу слушать ваших советов?
Мира слушала разговор, и ее беспокойство перерастало в ужас. Сперва ждала, что речь пойдет о ней: пусть не прямой шантаж, но намеки, манипуляции… Все обернулось куда хуже. Мятеж Ориджинов под командованием неопытного Эрвина вряд ли мог сильно навредить Адриану. Но если Шейланд и Нортвуд окажутся на его стороне – тогда против владыки выступит весь Север! Тем временем Альмера обезглавлена, Литленд втянут в войну с Западом. На стороне Короны будет лишь Надежда и Южный Путь. Плохо, плохо! Ужасно.
Она всей душою ненавидела Нортвудов и была рада любой размолвке в их рядах… но не той, которая даст врагам Адриана лишние пятнадцать тысяч мечей!
– Лорд Крейг, – сказала Мира, – вас используют. Вами, как тараном, пробьют стену, и по вашим костям Эрвин Ориджин пройдет к своей победе. Вы достаточно уважаете Эрвина, чтобы делать ему такие подарки?
– Эрвин – мальчишка, – буркнул Крейг, – но он северянин, как и я. Северянин умеет любить Север.
– И я северянка, милорд! Север поступает по чести. Если виновен – отвечает, а не хватается за нож, как бандит.
– Ты ненавидишь Глорию и Сибил… и меня с ними вместе. Так что придержи язык. Ты – последняя, кого стану слушать.
– От вас потребуют убить отца, лорд Крейг. Это вам придется по душе?
Он вздрогнул, бросил яростный взгляд на Иону. Видимо, данного аспекта ситуации Клыкастый Рыцарь не осознавал.
– Леди Минерва ошибается, – возразила Принцесса. – Ваш лорд-отец останется до конца войны здесь, в Уэймаре. Он будет содержаться со всеми почестями, положенными человеку его ранга. Когда война окончится, а это будет скоро, граф вернется в Клык Медведя и порадуется вашему триумфу.
– Триумфу?.. – процедил старик. – Сын, опомнись! Это самоубийство! Ты погибнешь вместе со всем войском!
Граф Элиас сказал, что думал, и это была ошибка. Мира поняла: своими словами старик окончательно склонил сына на сторону мятежников.
– Я не из тех, кто бежит от опасности, отец. Нортвуды не трусят. Так было всегда… не знаю уж, как в твои времена.
Крейг поднялся на ноги.
– Леди Иона, вы говорите голосом брата?
– Он дал мне такое право.
– Тогда передайте Эрвину мой ответ: я приведу войско Нортвуда ему на помощь. И, черт возьми, пусть он двигается быстрее! Мы должны быть в Фаунтерре прежде, чем Адриан убьет Сибил и Глорию!
Леди Иона низко поклонилась Крейгу.
– От всей души благодарю вас, милорд.
Граф Элиас бессильно упал в кресло. Казалось, он уменьшился в размере, будто из тщедушного его тела выжали последние соки.
– Хоть корабли мне оставьте…
– Конечно, любезный граф! – радушно воскликнул Виттор Шейланд. – Вы получите прекрасную литературу, сможете посещать Уэймарские озерные верфи. Если пожелаете, мы устроим для вас прогулки под парусом – в любом направлении, кроме Клыка Медведя, разумеется.
Старик откинулся на спинку и закатил глаза. Леди Иона заботливо подала ему чай.
– Мне нужно видеть моих людей, – сказал Крейг. – Нельзя терять время.
– Несомненно! Ваши вассалы ждут вас за праздничным столом. Приглашаю вас к пиршеству, милорды!
Граф Элиас и Мира последними остались в креслах. Долго сидели, не в силах пошевелиться, ошарашенные, выбитые из колеи. Потом Мира заметила, что пучеглазый Мартин Шейланд стоит над нею, уставившись в ямочку меж ее ключиц.
Она поднялась.
– Пиршество, – сказал Мартин. – Пойдемте, а!
Начало октября 1774г. от Сошествия
Солтаун (герцогство Южный Путь)
– Для нас несказанная радость приветствовать славных властителей Севера в моем скромном жилище! Разделите с нами трапезу, милорды. Побалуйте ваш слух звуками музыки, а уста – сладостью вина. В Шиммери говорят: когда мужчина приходит домой, война остается за порогом. Мой дом – ваш дом, милорды!
Забавный коротышка в огромных алых шароварах глядел на гостей с высоты груды подушек, служивших ему креслом. Наряд коротышки дополняли остроносые туфли без задников, желтая рубаха и синяя жилетка – такая крохотная, что не доходила даже до пупка. По центру груди сверкал огромный медальон червонного золота – знак старшего купца Второй Морской Гильдии. На плече восседала хохлатая птица с чудовищно длинным хвостом. Справа от купца, прильнув к его подушечному бастиону, ютилась очень смуглая девица с пустыми глазами. Ее ноги и руки оплетали нити жемчугов, две широкие ленты опоясывали грудь и бедра, иной одежды на девушке не было. Купец небрежно поглаживал волосы девицы, почесывал ее за ухом.
Коротышку звали Гобарт-Синталь, он слыл самым богатым негоциантом Солтауна. Компанию ему составляли Аксинион и Юс-Фейри – двое знатных корабельщиков, сияющих золотом и изумрудами. «Скромным жилищем» был трехэтажный плавучий дворец, а трапезным столом – помост размером с телегу, стонущий под горою яств.
– Благодарю за радушный прием, – Эрвин София Джессика сдержанно кивнул купцу и взял со стола оливку, давая позволение начать трапезу.
Гобарт-Синталь трижды хлопнул в ладоши. Неведомо откуда полилась тягучая медовая мелодия. За спиною купца отодвинулась завеса, и в комнату вступили пятеро танцовщиц. Славный Деймон Ориджин присвистнул, граф Лиллидей крякнул, кузен Роберт потер бороду и протянул:
– Ага-аа…
Девушки поплыли вокруг стола – плавно, как музыка или летний ветер. Движения исполнены бархатной кошачьей грации, мышцы играли под смуглой кожей, блестели глаза, сочились сладостью улыбки. Серебром звенели монетки на шелковых лентах, что заменяли танцовщицам одежду.
Эрвин ткнул Деймона локтем под ребра:
– Закрой рот, кузен.
Красотою девушки сильно уступали Нексии Флейм, а рядом с Ионой и вовсе бы увяли. Но они были молоды и гибки, их бедра и животы дрожали в такт мелодии, что неслась все стремительней, от их тел веяло жаром, ванилью и сладким потом. А северяне уже шесть недель в походе…
Все это очень плохо. Нужно было вызвать купцов в полевой лагерь или в ратушу, где Эрвин разместил ставку. А здесь, в плавучем дворце, слишком роскошно и томно, вдобавок чересчур жарко натоплено. Спутники герцога в своих красно-черных одеждах смотрелись инородно, нелепо и хмуро. Пялили глаза на девиц – все трое, даже старый Лиллидей, – а Деймон к тому же прихлопывал и подмигивал. Северяне утирали лбы и облизывали губы – это, конечно, от жары, но выглядит так, будто от похоти… Скверно.
Эрвин потянулся за вином и совершенно случайно, залюбовавшись танцем, уронил сосуд на пол – прямо под босые ноги девушек. Глиняный кувшин разлетелся осколками, танцовщицы замерли.
– Ах, мне так неловко!.. – жестом, полным раскаянья, герцог прижал руки к груди. – Милейший Гобарт-Синталь, не велите девушкам продолжать танец, ведь это опасно! От всей души благодарю за чудесное зрелище.
Он отвесил поклон южанкам и вздохнул с облегчением. Гобарт-Синталь лишь на миг нахмурился, а затем широким жестом развел ладони:
– В Шиммери говорят: лучшая приправа к любому блюду – общество красивой девушки.
Легким кивком он подал знак, и танцовщицы скользнули к северянам, сели рядом с кайрами, поджав под себя ноги. Графу Лиллидею досталась самая хрупкая девушка, Деймону – самая горячая, Роберту – полногрудая. К самому Эрвину прильнули сразу две: темноволосая и рыжая. Одна, недолго думая, обняла его за шею, вторая нежно мурлыкнула:
– Какого кушанья подать милорду?..
Мысли Эрвина унеслись в сторону, весьма далекую от стратегических переговоров. Он укусил себя за язык и поискал на столе наименее романтичное блюдо.
