Черт подери! Потому что надо закончить войну, и тогда любые усилители окажутся по зубам. Когда Лиза передо мной соловьем разливалась, я почти поверил в то, что это совсем несложно, что все люди братья, и во всякую похожую лабуду...
Я вышел на «Багратионовской» и пересел во встречный поезд. Навстречу ломилась толпа. Люди как люди, грустные и довольные, красавицы и уродины, озабоченные и под кайфом.
Но я видел зверя. Я теперь не мог смотреть на толпу иначе.
Зверь никуда не делся, он дремал, только и дожидаясь окрика хозяина. Или удара хлыста, или кусочка свежего мяса. Зверь умело прятался за их беспечностью, гоготом и наглостью. За их трескотней и пьяными восторгами. Зверь готов был проснуться в любой момент. Недоставало только Скрипача. Недоставало кого-то, кто укажет, в какую сторону бросаться и кого грызть.
Я знаю, что сказала бы Лиза. Она помяла бы мне затылок пальцами и отвела бы за ручку к психиатру. Возможно, психушкой все для меня закончится, если я не перестану о ней думать. Просто какое-то время лучше не попадать в метро. На рынок можно гонять на маршрутке или на автобусе, а школа рядом...
Я занес ногу, собираясь последним втиснуться в вагон, когда впереди меня замешкались. И тут меня словно что-то дернуло, что-то заставило отступить на шаг и посмотреть налево.
...Он уходил зигзагами, легко лавируя между людьми. Он просчитывал каждое движение и резал встречный поток отточенными поворотами детского плечика. Замухрышка, оборванец, беспризорный воришка.
Для всех, кроме меня.
И в эту самую секунду, когда штамп свернул к пересадочному эскалатору, я понял, что именно переклинило в моей голове. Сам того не желая, я повернулся и побежал за маленьким гаденышем. Макина прекрасно сознавала, что мне ничего не угрожает, но оставила мне нож! Она подозревала, что в подземке затерялся еще один пастух. Она могла бы задержаться еще на пару дней и ликвидировать его, но не сделала этого.
Лиза оставила его мне.
Потому что если я плюну и уйду, значит, моя война закончилась. Значит, мне наплевать на десять миллионов пассажиров.
Теперь я знал наверняка, что во мне изменилось. Мне теперь стало не наплевать. И неважно, что маленький робот не способен сам гипнотизировать народ. Неважно, что рано или поздно его двигатель заглохнет и беспризорник превратится в кисель. Пока существует малюсенький шанс, что малыша найдут ребята оттуда, я не смогу спать спокойно. Я буду вскакивать, мокрый от пота, и представлять, что в окно заглядывают дети без глаз и носов, с треугольными улыбками и сросшимися пальцами...
Я охотился за ним больше двух недель. Мой сегодняшний план сработает наверняка. Я придумал, как задержать поезд дымовухой. А потом я достану его ножом. Я буду бить его, раз за разом, пока от чуда техники не останется вонючая лужа. А если я увижу, что не могу его догнать, придется развернуть лепестки.
Это крайнее средство. Мой скафандр давно разрушился, и скакать, как раньше, я не могу.
Если мне не удастся улизнуть, то хуже всех придется матери. Ее мне очень жаль, затаскают по милициям за сына, совершившего нападение на поезд.
Но перед самым отъездом Лиза оставила еще одну страшную вещицу. Она взяла у меня капельку крови, совсем немножко. Дело в том, что Макина мне подробно объяснила, как начнет ослабевать батарея скафандра. Он должен был подать мне сигнал — слабенький такой удар током — и высветить в воздухе табло с информацией. Лиза мне очень внятно нарисовала, что именно я увижу.
Я, конечно, не знаток в языках, особенно в официальном диалекте планеты Спиинус-тэкэ, но вчера ночью, когда защита расплавилась, я получил то, что было обещано. Батареи разрядились, но на ноже осталась маленькая черточка со стрелкой, указывающая на квадратного человечка...
Она означала, что в глубине ярыгинской квартиры спрятано семя седьмого поколения — семя новейшего охотника, которое Лиза получила от своего деда и сохранила для меня. Как это произойдет — я не знаю, но, если я распущу лепестки, он вырастет за несколько минут и придет на помощь.
Я должен прикончить мальчишку сам. Мне ужасно не хочется трогать это тайное оружие. Что-то мне подсказывает, что оно еще пригодится в другое время. Без усилителя охотник просуществует недолго. Я мог бы вызвать его и отключить навсегда. Это был бы самый умный и дальновидный шаг.
Я вот что думаю... Макина ведь не дура, она толковее меня раз в сто, если не в тысячу. Я не верю, что она просто так забыла свои вещички.
Я знаю, зачем мне лепестки. Война только начинается. Я прикончу пастуха, я сделаю это для них, для тысяч обормотов, которых так легко превратить в зверя. Но боюсь, что на этом мои дела не закончатся. Мы отпустили милого дядечку Руслана Ивановича. Наверняка он где-то строит новую «фабрику».
У меня очень хорошая память на лица, я его, без сомнения, найду. И Карела опять найду, и Вову с Петей, если еще живы. Пока я не знаю, что буду с ними делать. Для начала надо разобраться и проследить. Для таких, как Вова с Петей и их погибший на шоссе начальник, война никогда не закончится. А это значит, что они построят новое логово, и, если у них нет Скрипача, они его непременно придумают. Ведь им так нравится делать из нас зверя.
Мне нужно выжить в этой войне.
А пока на очереди маленький пастушок. Я вижу его улыбку и готовлюсь распустить лепестки.
Нож я держу в рукаве.
