— Есть кое-что и похуже, — угрюмо сказала Шари. — Если ты ошибешься в своем выборе на том заднем сиденье, то можешь дойти до такого момента, что по-настоящему поверишь, что виновата во всем. Что тебя бьют, потому что это все твоя вина. Что заслуживаешь дурного обращения, потому что недостаточно хороша, недостаточно красива, недостаточно умна.
Она остановилась и посмотрела на Кэлли, мотавшую головой.
— Не пойми меня неправильно, мужчины — это великолепно, и у них есть свое место…
— Чинить краны и электропроводку, — фыркнула Уэнди. — Носить тяжести… убивать пауков…
— …но выбрать правильно — самое важное, что тебе предстоит, — продолжала Шари, строго посмотрев на Уэнди. — На этом месте все мои советы вянут. Я никогда не была способна выбрать ничего путного.
— Ну, у меня получилось неплохо, — улыбнулась Уэнди. — Пока. И если хочешь совета в этом отношении, то он прост: если он говорит тебе, что хочет, чтобы ты ему дала, беги от него со всех ног. Пробивайся силой оружия, если потребуется. Если он не желает ждать, пока ты не скажешь, что хочешь, не стоит терять на него время.
— А как узнать, нравишься ли ты ему, если он не просит? — спросила Кэлли. — Я хочу сказать… что, если ты ему не нравишься !
Уэнди улыбнулась своим воспоминаниям.
— Ну, в моем случае я знала, что нравлюсь ему, потому что он вынес меня из-под огня, вместо того чтобы пустить пулю в лоб, как мы договорились. Поэтому я была вполне уверена, что нравлюсь ему. Но я и так пришла к этому заключению еще раньше. Ты почувствуешь. А если нет, то ты не слишком ему нравишься.
— Все это слишком сложно, — сказала Кэлли. — А что, если подстрелить его? Если вернется, то он действительно меня любит. И так я буду уверена, что он ничего не предпримет, пока я не скажу о’кей.
— Н-да… — протянула Шари.
— Я пошутила, — засмеялась Кэлли. — Максимум сломанная рука.
Она на какое-то время задумалась, потом пожала плечами.
— Итак, чтобы решить, стоит ли парень того, чтобы лечь с ним в постель, я жду. И если он не просит…
— Умоляет, выскуливает или грозит, — сказала Уэнди. — Они все гораздо охотнее…
— …тогда это о’кей?
— Если ты этого хочешь, — подчеркнула Шари. — И… погоди немного, о’кей? Тринадцать лет еще слишком мало, чтобы принять верное решение, какой бы взрослой ты себя ни чувствовала.
— Я не собираюсь начать уже завтра, — сказала Кэлли. — О’кей, итак, мы определили общее правило.
— Да, и оно на самом деле всего лишь общее, — вздохнула Уэнди. — Самое трудное, это как раз решить, хочется ли этого тебе.
— Даже если он не просит, но ты все равно ощущаешь ползучее чувство, или он постоянно над тобой подсмеивается, или пренебрежительно перебивает, особенно на глазах у других, нет, даже если ты хочешь. — Шари замотала головой с мрачным выражением. — Нет, нет и нет.
— Все запутаннее и запутаннее, — произнесла Кэлли. — Думаю, мне следует просто подстрелить его и посмотреть, как пойдет.
— Это отпугнет некоторых совсем неплохих, знаешь ли, — с улыбкой произнесла Уэнди. — По правде, не могу представить себе парня, которого это не отпугнет.
— Я могу ранить его легко, — жалобно сказала Кэлли. — Из двадцать второго калибра. В мягкое место. Что дается без труда, не ценится.
Шари расхохоталась и покачала головой.
— О’кей, звучит похоже на план. Если он тебе нравится, и он кажется ничего, и не просит тебя улечься с ним в постель, подстрели его легко в мягкое место. Если он не вернется, ты будешь знать, что он не для тебя. Но не привыкни стрелять в него каждый раз, когда ты с чем-то не согласна, о’кей?
— Только один вопрос, — произнесла Уэнди с напускной серьезностью. — Где ты найдешь двадцать второй калибр? Я что хочу сказать, я видела триста восьмые и тридцать ноль шесть, но двадцать второй, похоже, здесь в дефиците.
— Именно его я ношу в качестве основного оружия, — фыркнула Кэлли. — Я вовсе не собираюсь носить еще и специальный «парне-испытательный» пистолет для стрельбы по парням, которые мне нравятся.
— Ты ходишь с двадцать вторым? — со смехом спросила Уэнди. — Вау, должно быть, это пугает послинов до беспамятства! Ты не шутишь, случаем?
Кэлли тонко улыбнулась.
— Давайте сходим на стрельбище. И посмотрим, кто смеется последним.
Ущелье Рабун, Джорджия, Соединенные Штаты Америки, Сол III
Пятница 25 сентября 2009 г., 13:25 восточного поясного времени
— Вот это и есть двадцать второй калибр? — не веря своим глазам, спросила Уэнди. Оружие выглядело необычно и сильно напоминало уменьшенный пистолет-пулемет Томсона с дисковым магазином наверху. Она видела крошечное отверстие дула, но ей казался нелепым образ этого воина-ребенка с двадцать вторым калибром, которым обычно восьмилетние мальчишки стреляли крыс. Оружие напоминало игрушку, хотя она сознавала опасность такого представления.
— Именно, — сказала Кэлли и подошла к границе стрельбища. — Стрельбище холодное, народ, на изготовку не брать, не целиться, никакой, повторяю, никакой стрельбы, орудие поставить на предохранитель.
Она взяла обломок шлакоблока из штабеля, с заметным отсутствием напряжения отнесла его наполовину расстояния до первой мишени и поставила на деревянную плаху, установленную там явно с этой целью.
— Это стандартные условия для демонстрации «Америкэн Сто восемьдесят», — продолжала она, возвратившись на огневой рубеж.
В хозяйстве О’Нилов было обустроено два стрельбища. Первое, на котором они готовились стрелять, представляло собой обычный полигон с мишенями. Тут имелся набор поднимаемых мишеней, круглые мишени с кольцами очков и мишени-силуэты людей и послинов, расставленные на дистанции от двухсот до трехсот метров. Другое стрельбище, вдоль въездной дороги, являлось тактическим огневым рубежом.
Кэлли оглядела группу и нахмурилась.
— Обычно это ведет Папа О’Нил, но думаю, сейчас это лежит на мне. Кто из вас уже бывал на стрельбище?
Большинство детей пошли с ними, и она сдвинула брови еще сильнее, когда никто из них не поднял руку.
— Никто не бывал на стрельбище? А где же вы учитесь обращению с оружием?
— В подгороде детям до шестнадцати запрещено обращение с оружием, — хмуро сказала Уэнди.
— Это… смешно, — сказала Кэлли.
Уэнди пожала плечами.
— Да нас и уговаривать не надо; в «Гитлерюгенде» были дети и помладше. Они обычно очень быстро сдавались и были не слишком хорошо подготовлены. Но они сражались в настоящей войне.
