— Да, раковая опухоль. Не хочешь ли ты сказать, что Команда… что мы…
— Вот именно. Мы все как бы на волосок от появления в нашем организме множества бессмысленных и бесконтрольных разрастаний типа раковых опухолей.
— Но мы же научились справляться с раком, у нас есть проверенные лекарства…
— Беда в том, что, будучи группой риска в отношении раковых опухолей, мы канцером никогда не заболеваем. Предрасположенность к этому заболеванию открывает двери другой хвори, которая похуже рака. Это нечто типа проказы. Мы ее называем канцелепрой — канцерной лепрой.
— Черт побери!
— Да, действительно «черт побери». Канцерная проказа — поганейшая генная мутация стервозной Bacillus leprae. Этот сучий ген приводит к особому заболеванию — комбинации двух известных разновидностей проказы. Канцелепрой болеют исключительно члены Команды. Никакого лекарства пока не существует. Болезнь тянется полвека, доставляет огромные страдания и заканчивается мучительной смертью.
— И при чем здесь «игра с огнем»?
— Нам известно, что раковые опухоли возникают вследствие неблагоприятных контактов с окружающей средой — это прежде всего стрессы и обилие канцерогенных веществ в воздухе и пище. Поэтому следует по мере возможности избегать неблагоприятных контактов с окружающей средой. Ведь никто не может сказать, какое событие так сильно ударит по организму, что зыбкое предраковое равновесие будет нарушено и создадутся условия для возникновения канцелепры. Тебе следует научиться быть осторожным — или по крайней мере соразмерять ценность результата со степенью риска при его достижении. Вот почему мы не искушаем судьбу, не суем в рот что попало, хотя можем питаться мышьяком, запивая его серной кислотой и сидя у выхлопной трубы. И старательно избегаем всего, связанного с физическим насилием. Чтоб нас не дырявили почем зря.
— Разве канцелепра — неизбежный результат повреждения организма?
— Нет, но повреждения создают предпосылки для ее развития. Вот почему не надо играть с огнем и совершать всякие ненужные безрассудства.
— А какие симптомы канцелепры?
— Первые признаки: проступание на коже красных пигментных пятен, повышенная экзальтированность, боль в горле, опухшие гланды.
— Внезапно я обнаружил у себя весь букет симптомов, — с улыбкой произнес Вождь. Мне было отрадно, что он нашел силы отшутиться после столь пугающего предупреждения.
— В последнее время тебе пришлось по-настоящему солоно. Вождь, — сказал я. — Но не кажется ли тебе, что теперь самое время вернуться к работе? Ведь предстоит столько всего сделать. Я бы и сам не прочь годик, а то и два побалдеть и покемарить в таком райском уголке, как ваше Эри. Но жизнь настоятельно зовет нас обратно — в дурдом за пределами резервации. Ну, что думаешь?
Секвойя упруго поднялся.
— Что ж, не возражаю, — сказал он. — Быть по-твоему. К тому же, чего мне теперь страшиться? Я уже прошел через огонь, воду и медные трубы!
Пока мы неспешным шагом возвращались к викиапу, я мысленно соглашался с мнением Вождя: за последние два дня он пережил по моей милости столько, что у жизни не осталось сюрпризов для него. Умница, Гинь, ты все же умеешь забацать крутой сюжет для своего клиента!
По возвращении в мраморные чертоги я связался с капитаном Немо и дал отбой розыску Секвойи. Наш блудный сынишка возвращался в Команду. Мне пришлось напомнить Ункасу, что для выезда в «цивилизованный мир» надо сменить набедренную повязку на что-то более существенное. Даром что половина нынешнего городского населения ходит в чем мать родила — почти или буквально, солидному ученому следует все же соблюдать некоторые приличия. Я называю это «поддерживать реноме». Вождь называет это «иметь товарный вид».
Его семейство было в сборе. Они залопотали на своем черокском. Говоря по совести, язык не то чтобы очень ласкающий слух. По звучанию я бы поместил его между самыми паршивыми языками в мире — между гэльским и ивритом: гортанные всхлипы, шиканье, шаканье и клацанье. После того, как Вождь рассказал о нашем решении, я церемонно попрощался с членами семьи. На сей раз никакого шиканья и клацанья. Все молча. Я отвесил глубокий поклон папочке. Поцеловал руку мамочке. И в следующий момент Господь (адъютантом которого на Земле является Хрис) пожелал, чтобы я совершил самую упоительную ошибку в моей жизни.
Когда дело дошло до прощания с отпрысками, я позволил себе прикоснуться двумя пальцами к подбородку сестры Секвойи — этой пугливой лани — и приподнять ее вечно опущенную голову. Овальное личико, длинная шея, удобная для гильотины. Не только не красавица, даже хорошенькой трудно назвать. Но мила, восхитительно мила. Красиво очерченные скулы, глубокие глаза, упругая кожа — неповторимое лицо, исполненное жизни. Я пристально вгляделся в это лицо — и увидел в нем миры, о существовании которых и не смел мечтать. И вот тут-то я и совершил восхитительную ошибку. На прощание я поцеловал ее в губы.
Все семейство окаменело. Гробовая тишина. Девушка осматривала меня внимательнейшим взглядом — так долго, что я успел бы с чувством прочитать вслух сонет. Затем она внезапно опустилась на колени передо мной и провела ладонями по моим ногам — ниже колен. И тут напряжение в комнате сменилось вспышкой бурных эмоций. Мамочка с рыданиями заключила дочку в свои сдобные объятия. Папочка с державным видом прошествовал ко мне, возложил ладонь мне на грудь — там, где сердце, — затем взял мою ладонь и поместил ее на свое сердце. Я ошалело оглянулся на Секвойю.
— Ты только что взял в жены мою сестру, — небрежно проронил он.
Я чуть в обморок не брякнулся.
Он участливо улыбнулся.
— Традиция. Поцелуй обозначает предложение стать женой. Она выразила свое согласие — и тем самым ты стал предметом лютой ненависти чуть ли не сотни ее местных воздыхателей, отважных индейских парней. Но не паникуй. Гинь. Я помогу тебе выпутаться из этой истории.
Я вызволил его сестру из материнских объятий и еще раз поцеловал — вступая в новые права. Но когда она стала снова оседать на колени, я удержал ее в вертикальном положении — из опасения, что на сей раз это может обозначать развод.
— Нет, не надо выпутывать меня из этой истории, Секвойя, — сказал я.
— Ты хочешь оставить, как есть?
— Да.
— Ты это серьезно? Досчитай хотя бы до ста!
— Я серьезно. И мне не нужно считать до ста.
Тогда он подошел ко мне и, сминая мою грудную клетку, заключил в свои могучие объятия.
— Я давно мечтаю о таком брате, как ты. Гинь. А теперь посиди спокойно, пока мы не организуем соответствующую церемонию.
