Кратов поглядел поверх седой макушки Тонга. Грядущие надежды мировой, а то и, чем черт не шутит, галактической биологии смиренно кучковались возле своих наставников. Кто сидел за знакомым дощатым столом, выслушивая сопровождаемые размеренным киваниям проповеди учителя Ка Тху о равновесии добра и зла в природе (на примерах из жизни кишечнодышащих и круглоротых, они же мешкожаберные). Кто угнездился в кругу возле большого костра, слушая песни под две гитары и одно укулеле, с которым виртуозно управлялась учитель Кендра Хименес. В сторонке худой и длинный, как жердь, доктор Спанкмайер (что было указано на визитке, пришпиленной к нагрудному карману ослепительно-белой рубашки) обсуждал с сумрачным, как всегда, Грегором поведение «Горгоны Икс Пять». Гениальное дитя Мерседес Мартинес Солер погоняло хворостиной в направлении кухни двоих голенастых подростков постарше, в обычных, но в предзакатный час вряд ли уместных, шляпах — «нон», с крытыми корзинами на коромыслах. Мулаточке очень был бы к лицу какой-нибудь большой красный цветок в убранных по-вечернему волосах. Но теперь Кратов понимал, что никогда в жизни она не сорвет ни единого цветка… Из дальнего загона доносилось капризное взмыкивание бубоса по имени Дракон. Все было хорошо и покойно. Ферма готовилась отойти ко сну.
— У меня самые разнообразные интересы, — сказал Кратов. — Я от рождения любопытен. Должно быть, потому постоянно и встреваю в разные истории. Например, мне доводилось видеть, как диким животным вкладывали лишку ума. Что не мешало им оставаться животными.
— Но вы же пользуетесь космическим кораблем-биотехном. И, похоже, вас не смущает его небольшой, но отчетливый интеллект.
— Биотехны — не бионты. У биотехнов не бывает конфликтов между древними инстинктами и программами. Потому что у них нет древних инстинктов. Биотехны помнят только то, что в них вкладывают создатели. Биотехны никогда не были дикими животными.
— К чему вы клоните, доктор Кратов?
— В последнее время я обнаружил за собой одну неприятную особенность. Вернее, мне указали на нее… старшие братья. Куда бы я ни попал, где бы ни оказался, вскоре выясмялось, что я догонял какую-то неприятность. Не злой рок преследует меня, а я его. Забавно, правда?
— Такого я еще не слышал, — покивал учитель Тонг. — Чтобы не судьба охотилась за человеком, а он был охотником за судьбой!
— Если бы я был охотник, то давно бы уже пристрелил эту чертовку, а шкуру повесил дома над камином… Картина и впрямь странноватая. По Галактике сама собой катится волна катаклизмов, И не одна, кстати говоря — Галактика слишком велика, чтобы позволить себе роскошь безмятежной жизни… Но за одной из этих волн с некоторых пор катится другая. Как будто нечто… или некто… задался целью упредить ее или по меньшей мере свести последствия к минимуму. И я — на гребне этой другой волны.
— Знаете что, доктор Кратов, — сочувственно сказал Тонг. — Я не самый лучший исповедник на острове. А вот не хотите ли поговорить с учителем Ольгердом Бжешчотом? Он прекрасный психоаналитик, правда — детский, но зато один из лучших в своей области…
— Я так и знал, что вы примете меня за юродивого, — фыркнул Кратов. — Не следовало мне перелагать свои проблемы на вас… Вы спросили, к чему я клоню? Я честно пытался объяснить. Вот уже несколько месяцев я на Земле. Как предполагалось — в безопасном удалении от галактических процессов и катаклизмов… Но я все время настороже. Я напряженно жду подвоха. Куда бы я ни пошел, я ловлю себя на том, что пытаюсь разглядеть, какую беду мне предстоит опередить и предотвратить.
— В таком случае, остров с тремя сотнями детей должен был бы стать последним местом, куда вам следовало бы направиться на этой планете, — сказал учитель Тонг слегка напряженным голосом.
— Вы снова путаете, — возразил Кратов. — Я не приношу несчастья. Я следую за ними. Я на них указываю. Я не мина замедленного действия, а компас и лекарство в одном флаконе.
— Здесь только дети и животные, — сказал Тонг. — Да еще мы, десяток умных, осторожных и предусмотрительных взрослых. Никаких несчастий здесь и быть не может.
— Удивительно, — рассмеялся Кратов. — Как порой трудно поменять местами причину и следствие… Ничего еще не случилось, учитель. Может быть, и вовсе не случится. Ведь я уже здесь, и, вполне возможно, этого достаточно… В конце концов, мне нужно было попасть на остров, где скрывается от мира, от меня и от себя мой старинный друг, которого я не видел двадцать лет. Вы говорите, что никогда не видели здесь ни одного отшельника и вообще хотя бы кого-то, отдаленно с моим другом схожего. Но все же я здесь, а не там, где мне следовало быть. Что это значит?
— И что же все это значит? — терпеливо спросил Тонг.
— Дети, животные и горстка умных взрослых… И еще кто-то в лесу. Кто торит звериные тропы, не желает показываться, но по ночам из хулиганских побуждений стучит в окна и стращает малолеток. А также способен генерировать эмо-фон и воспринимать оный.
Тонг коротко улыбнулся.
— Вам доводилось бывать в диком, первозданном лесу?
— И многажды, — сказал Кратов выжидательно.
— Я имею в виду: в настоящих, лишь слегка и с краешку тронутых цивилизацией джунглях Индокитая? Вы как опытный исследователь космоса и просто разносторонне образованный человек должны помнить, что биосфера Земли почти не имеет аналогов в экзобиологни по своему разнообразию. Земля — один из немногих уголков мироздания, где до сих пор сохранились и благополучно сосуществуют одна разумная раса и три биологических царства эукариот, и почти четыре десятка биологических типов, отдельные из которых дошли до нас в неизменном виде от начала времен! Вас удивляет, что в этих джунглях могут обитать существа — безусловно, не являющие собой никакой угрозы детям! — которых вы никогда прежде не видели даже на картинках, и которые могут вести себя так, как вы себе и вообразить не в состоянии?
— Не удивляет. Я давеча уже имел удовольствие послушать птичку, которая ревет, как голодный ишак…
— А вы знаете, что некоторые животные, на первый взгляд весьма примитивно организованные, могут генерировать сложный, многослойный спектр эмоций?
— Дьявол! — Кратов хлопнул себя по лбу. — Ну конечно же! Звериный эмо— фон! Понимаете, я нормально воспринимаю эмо-фон некоторых китов, слона и гориллы…
— На этом острове нет ни одного слона и гориллы, — сказал учитель Тоыг. — И никто еще не сообщал мне, что в лесу могут водиться киты. Самое крупное дикое животное — пожалуй, бинтуронг. Бионты, разумеется, намного крупнее.
— Конечно, это были не киты, — рассеянно промолвил Кратов. — Хотя от этого вашего Майрона можно ждать чего угодно…
