– Зачем? - спросил я.
– Включи-включи, сейчас увидишь...
Замерцал экран, и появилась на нем бесконечная колонна повозок, движущихся по какой-то равнине. Голос диктора сообщил, что началась эвакуация руандийских беженцев из Заира. Войска Леона Кабиллы - уже в шестидесяти километрах от Киншасы...
И вдруг экран безнадежно погас. Будто вырубили свет сразу во всей квартире.
Стала видна пыль на выпуклой серости кинескопа.
Я обернулся к Геррику.
– Вот именно, - подтверждая кивнул он. - Так будет с любым механизмом или устройством. Капсюль в патроне не сработает, порох не воспламенится, двигатель на полном ходу превратится в глыбу слипшегося металла. Ты помнишь, как давеча перевернулась машина?..
– Любопытно, - сказал я. - И как тебе это удается?
Геррик безразлично пожал плечами.
– Не знаю, удается, мы с этим рождаемся... - И, по-видимому, заметив на моем лице тень недоверия, поспешно добавил. - Ты же не знаешь, например, как работает телевизор. Ты его просто включаешь, и все. Просто пользуешься. Мне вообще странны все ваши приборы и оборудование. Наука ваша, занимающаяся созданием агрегатов. Зачем агрегаты, если тебе даны тело и разум?
– Значит, из огнестрельного оружия тебя убить нельзя?
– Только мечом на поединке, один на один, - ответил Геррик.
– А если издалека, скажем, из снайперской винтовки?
– Тенто на это не пойдет, он же не сумасшедший. Это запрещено Законами Чести.
– Законы - это законы, а жизнь - это жизнь, - заметил я. - Если твой Тенто решит, что так победить проще, что ему помешает выстрелить или - если не самому - нанять профессионального снайпера? Заказное убийство сейчас стоит совсем недорого.
– Ты ничего не понял, - внятно сказал Геррик. - Законы Чести - это не ваши законы, писанные по бумажке, нарушать которые может каждый, пока его не поймают. Законы Чести - это сама наша жизнь. Их преступить невозможно, даже если это сулит чрезвычайные выгоды. Вот ты, например, у тебя есть человек, которого ты по-настоящему ненавидишь?
– Ну, один такой есть, подлец, - кивнул я.
– Но ты же не пойдешь его убивать из-за своей ненависти?
– Если я его убью, меня просто посадят. Вот ещё - получить десять лет из-за этого хмыря...
– Нет, не в этом дело, - непримиримо сказал Геррик. - А если бы ты имел возможность убить его так, чтобы тебя даже не заподозрили? Ну, например, нанять киллера, как ты только что предположил, или подстроить несчастный случай? И насчет тебя - ни у кого никаких намеков? Ты же все равно не станешь его убивать? Для тебя это неприемлемо по твоему образу жизни. Помнишь, ты тогда назвал меня... м-м-м... убийцей? Несправедливо, конечно, но - и у нас точно также. Убить ничего не подозревающего человека на расстоянии - противоестественно. Это чудовищно, это подло, это значит опозорить себя до скончания времен. На такое не пойдет ни один лордов. Простолюдин, может быть, - да! Лорд - ни за что на свете! Он покроет позором не только себя, но и весь свой Дом. - Геррик, кажется, почувствовал, что не убедил меня, потому что оперся о стол и наклонился вперед всем телом. Закачались льняные локоны, чуть завитые на кончиках. Как бы тебе лучше объяснить это? Вот аналогия: вы воевали недавно с одной из своих республик. Крошечная такая республика, в горах, верно?..
– Да, позорная была война, - поспешно сказал я.
– И вы эту войну проиграли. Маленький народ вдруг победил огромное государство. Не будем сейчас выяснять, почему так случилось. Но ведь вы могли бы и выиграть эту войну - одним ударом, если бы применили свое ужасное оружие, поражающее все и вся. Вы, по-моему, называете его атомной бомбой? Почему вы не сбросили атомную бомбу на их столицу? Война была бы закончена в один день...
– Это было невозможно, - выпрямившись, сказал я. - То, что ты говоришь, и в самом деле чудовищно. Погибли бы сотни тысяч ни в чем не повинных людей. Дети, старики, женщины. Это не укладывается в рамки нашей морали.
– Они же все равно гибли, - сказал Геррик. - Гибли во время бомбежек, во время штурма городов и поселков. Не вижу разницы - убивать осколочной бомбой или атомной. Что такое атомная бомба? Это просто тысяча обыкновенных бомб, соединенных вместе...
Он - ждал.
– Нет, невозможно, - наконец, сказал я. - Существуют вещи, которые мы делать просто не в состоянии. Мировое сообщество немедленно осудило бы эту акцию. Нас назвали бы преступниками, и исключили бы из всех международных организаций. Мы оказались бы в полной политической изоляции.
Тогда Геррик разогнулся и поднял палец.
– Вот в такой же изоляции оказался бы любой из нас, попытайся он применить для своих целей снайперскую винтовку. От него отшатнулись бы собственные союзники. Был только один человек, который осмелился нарушить этот великий Закон.
– Кто? - спросил я.
– А зачем тебе знать?
– Ну - интересно...
Знакомая светлая молния полыхнула в глазах Геррика. Он отвернулся к окну.
Плечи - сгорбились.
– У этого человека нет имени, - не сразу сказал он. - Теперь его называют - Изгой...
Так мы поговорили. Вероятно, все это требовалось хорошенько обдумать. Вот только думать мне было абсолютно некогда, потому что в тот же день, к вечеру, когда я после часового отсутствия вернулся из магазина, я услышал доносящиеся из комнаты Геррика голоса на незнакомом мне гортанном, звенящем и прищелкивающем языке - так могли бы говорить птицы, если бы обрели речь а едва я поставил на пол тяжеленную сумку, как в кухне появилась Алиса.
Собственно, о том, что её зовут Алиса, я узнал несколько позже, а в тот момент она просто возникла сбоку от дверного проема, будто бы не вошла, а материализовалась из воздуха - сразу же развернулась на носках в мою сторону, чуть присев и держа в кулаке выставленной жалом вперед короткий кинжал.
Ну вот и принцесса, обреченно подумал я.
В том, что передо мной именно принцесса, я нисколько не сомневался. Кому ещё могло принадлежать это надменное, будто мраморное лицо, окруженное бутоном волос бронзового осеннего цвета, рыжина их умопомрачительно оттеняла нежную кожу на скулах. Кому могла принадлежать горбинка носа, ярко-алые губы, влажные и, видимо, горячие одновременно, за которыми угадывалась сахарная белизна зубов? Кому могли принадлежать тонкие и вместе с тем сильные пальцы, сомкнутые сейчас на рукояти кинжала?
– Привет, - выдохнул я.
Трудно сказать, почему она тогда не ударила сразу. По её представлениям, как я позже стал их понимать, это было бы правильно и, более того, вполне естественно. Воин должен был отразить первый, так называемый "проверочный" выпад. Но она не ударила, и тем самым, вероятно, сохранила мне жизнь. А уже в следующую секунду в проеме дверей вырос Геррик и, гораздо лучше меня, оценив ситуацию, быстро сказал:
