– Осторожнее, Ким! – предостерег кота Лопух, заметив, что тот, передвигаясь, отталкивается лапами от подвешенных предметов.
– За него не беспокойся, – сказал Док. – Давай лучше займемся тобой. Ну-ка, постарайся не моргать.
Док обхватил руками голову Лопуха. Серые глаза и заросшее седыми волосами лицо приблизились к нему.
– Как я и предполагал… Разжижение линз. Ты перенес осложнение, которое выпадает на долю каждого десятого, подцепившего риккетсию Леты.
– Гнуса Стикса, Док?
– Да, так вы ее называете. Всех вас, несчастных плебеев, так и тянет залезть в самую грязную лужу Преисподней. Но мы все грешны: все пьют воду Леты. Хотя иногда, когда с возрастом становишься мудрее, начинаешь вспоминать, что было вначале. Слушай, когда ты прекратишь извиваться?
– Док, это гнус Стикса мешает мне вспомнить то, что было со мной до «Приюта Летучей Мыши»?
– Возможно. Как долго ты в «Приюте»?
– Не знаю. Док. Кажется, всю жизнь.
– В любом случае, ты появился там до того, как я набрел на «Приют». Тогда как раз в Четвертом трюме открыли «Ром-бабу». Постой, да это случилось всего лишь звездник назад.
– Но я ведь, наверное, почти старик, Док. Почему же я ничего не помню?
– Никакой ты не старик. Лопух. Просто ты лысый и беззубый, усохший и проспиртованный насквозь, как экспонат в кунсткамере. Ладно, а теперь раскрой рот.
Одной ладонью Док обхватил затылок Лопуха. Пальцы второй ощупывали полость рта.
– Десны у тебя тверды. Это облегчает задачу. Лопух хотел было рассказать о соляных ваннах, но Док решительно скомандовал:
– А теперь открой его как можно шире. – Док затолкал ему в рот нечто огромное (размером с дамский ридикюль) и ужасно горячее. – Закуси это изо всех сил.
Лопуху показалось, что он укусил раскаленную сковородку. Он попытался тут же разомкнуть челюсти, но крепкие руки Дока сжимали его череп и подбородок. Лопух стонал, отчаянно размахивая руками и лягая ногами воздух. Слезы застилали ему глаза.
– Да прекрати же ты вертеться, как карась на сковородке! Дыши носом. Не так уж это и горячо. Ах, ты уже и пузыри пустил, нюня!
Лопух был другого мнения по этому поводу, но ему не хотелось выглядеть трусом перед Доком. Он затих. Несколько раз моргнув, он начал различать в застилающем глаза большом общем пятне овал лица Дока и силуэты развешенных на веревках предметов. Он попытался даже улыбнуться, но его губы, растянутые и размазанные по заполнившей его рот форме, ничего изобразить не могли. Ему все еще было больно, зато жар начал заметно ослабевать.
Док улыбнулся ему:
– Ну вот, теперь будешь знать, как уговаривать старого пьяницу-доктора испытывать на себе приемы древней медицины, да еще такие, о которых он сам знает лишь понаслышке. Зато зубы получишь такие, что канаты сможешь перекусывать. Эй, Ким, пожалуйста, держись подальше от этого саквояжа.
Черное пятно кота оторвалось от другого черного пятна, но вдвое большего по размеру. Лопух с упреком промычал Киму через нос что-то нечленораздельное, сопровождая мычание неодобрительными жестами. Другое черное пятно напоминало по форме маленький черный футляр Дока, но только было раз в сто крупнее. К тому же эта штуковина и весила прилично, судя по тому, как низко под его тяжестью прогибалась, а затем медленно распрямлялась веревка, приведенная в движение Кимом.
– В самом саквояже, Лопух, мои сокровища, – заинтриговал Док, а когда Лопух дважды недоуменно приподнял брови, требуя дополнительных разъяснений, продолжил: – Нет, в нем не монеты, не золото и не драгоценности, там вторая запредельная бесконечность: мечты, сновидения, кошмары на любой вкус – на тысячу «Ковчегов». – Он посмотрел на свое запястье: – Достаточно. Открывай рот.
Лопух послушно подчинился, хотя это причинило новые страдания.
Док вынул изо рта закушенную Лопухом форму, завернул ее в блестящую обертку и пристегнул к ближайшей растяжке. Затем снова заглянул в рот Лопуху.
– А ты, пожалуй, был прав. Я, кажется, разогревая, переборщил, – задумчиво сказал Док. Он поднес к губам Лопуха небольшой пакетик и выдавил его содержимое.
Рот Лопуха наполнился прохладным туманом, и боль тут же начала стихать.
Док затолкал пакетик в карман Лопуха.
– На тот случай, если снова заболит. – И прежде чем Лопух успел поблагодарить. Док прижал к его глазу небольшую трубку. – Ну-ка, глянь, ты что-нибудь видишь?
Пораженный увиденным. Лопух вскрикнул и отпрянул от окуляра.
– Что случилось?
– Док, это какой-то сон, глюки, – хрипло вымолвил Лопух. – Ты только никому не рассказывай, ладно?
– И что ты увидел в этом сне? – с жадностью заторопил его Док.
– Чудная картина, Док. Коза с рыбьим хвостом. Я… я видел… рыбью чешую! – от обилия внезапно обрушившихся впечатлений в голове Лопуха все перемешалось. – И там все… имело контуры! Док, наверное, это и есть «зоркое зрение»?
– Конечно, Лопух. Главное, это доказывает, что у тебя нет повреждений мозга и сетчатки. И мне к тому же не придется возиться, изобретая для тебя бинокль. Итак, я понял, во сне ты все предметы видишь отчетливо и контрастно, что, кстати, вполне естественно. Тогда почему же ты от меня это скрывал?
– Я боялся, что меня обвинят в колдовстве, Док. Я считал, что видеть вещи такими – это ясновидение. Но почему трубка щекотала мне глаз?
– Изотопы, невежда! Так и должно быть. Давай, проверим другой глаз.
Снова Лопуху хотелось заорать, но на сей раз он сдержался, а вот немедленно отстраниться ему уже не захотелось, хотя легкое щекочущее покалывание возобновилось. На новой картине он увидел стройную девушку. Но теперь он ясно видел очертания ее фигуры! Он видел… детали! Например, ее глаза уже не были похожи на туманные цветные бляшки. По обеим сторонам от каждого из них белели фарфорово-чистые и ясно очерченные… треугольники! А в центре каждого из нежно-фиалковых кружков четко различались глубокие черные точки.
Волосы девушки отливали серебром, хотя, как показалось Лопуху, она была совсем юной: впрочем, судить о возрасте теперь, когда все детали проступали так отчетливо, было крайне сложно. Хотя она явно напоминала девушку с платиновыми волосами, увиденную в Чертогах Графа.
На ней было длинное блестящее платье, не закрывающее плеч. Каким-то чудесным образом, подвластное неведомой силе, оно тяжело ниспадало к ногам. Тем же свойством обладали и ее распущенные волосы. И еще это сказочное платье имело… складки.
– Как ее зовут. Док? Альмоди?
– Нет. Дева. То есть – девственная. А ты ее ясно видишь?
– Да, Док. Яснее ясного. Остро! О, да, как нож! А та – коза с рыбой?
