— А что еще может случиться? — с изумлением спросил он, — О да, конечно, женщину могут сделать рабыней, если мы потом проиграем бой. Конечно. Я этого не сознавал. Но мне кажется, если она красива, к ней не будут плохо относиться.
— И это все, что ты… — она осеклась. Он никогда не видел, чтобы улыбка выражала обиду. — Ну конечно. Мне следовало это знать. У вашего народа свой образ мыслей.
— Что ты имеешь в виду? — промямлил он.
Она простояла еще секунду, сжав кулаки.
А потом сказала, про себя.
— Они убили моего отца; да, я видела его мертвым на дороге. Они оставят мой город в руинах, а все его население перебьют. — Она подняла голову, — Я пойду, — сказала она.
— Ты? — Он схватил ее за плечи, — Нет, конечно, не ты… Какая-нибудь другая девушка…
Она рывком высвободилась и, пробежав по палубе, спустилась по трапу. Она не смотрела на корабль. До него долетело несколько слов:
— А потом, если будет это потом, для меня всегда найдется монастырь.
Он не понял. Он стоял на корме, провожая ее взглядом и ненавидя самого себя, пока она не скрылась из виду. Потом он сказал: «Отчаливаем» — и корабль вышел в море.
* * *
Мейканцы упорно сражались, отстаивая каждую улицу и каждый дом, но через пару часов их солдат, оставшихся в живых, уже вытеснили в северо-восточную часть С Антона. Сами они едва ли это сознавали, но Небесный вожак наблюдал сражение с высоты, его дирижабль был теперь привязан к собору, сбросив веревочную лестницу, чтобы его люди могли подниматься и спускаться, и к нему сейчас как раз причалило другое судно, на котором была только дежурная команда, чтобы сообщить новости.
— Я вполне доволен, — сказал Локланн. — Мы будем удерживать их в котле четвертью наших войск. Не думаю, что им удастся сделать вылазку. Тем временем остальные могут заняться организацией. Не надо давать этим тварям слишком много времени, чтобы спрятать свое серебро и забиться по щелям. После обеда, когда отдохнем, мы можем высадить своих парашютистов в тылу у городских войск, оттеснить их навстречу нашим отрядам и уничтожить.
Он приказал опустить Буффало, чтобы загрузить самое ценное из добычи уже сейчас. В целом его мужики были слишком уж грубыми: хорошие ребята, но могут в спешке повредить ценные одежды или кубок, или крест, инкрустированный драгоценными камнями, а иногда эти мейканские вещи бывают такие красивые, что с ними жалко расставаться, даже за деньги.
Флагманский корабль снизился, насколько это было возможно. Он все-таки висел в воздухе, на высоте футов в сто, ручные компрессоры и баллоны из сплава алюмина не обеспечивали достаточного сжатия водорода. Но с него сбросили веревки, подхваченные собравшейся на земле частью команды. Дома около каждого жилища были шпили с храповиками, с помощью которых судно могли посадить и четыре женщины. Они терпеть не могли эти экстренные посадки из-за необходимости выпускать водород. У киперов, хозяев хранилищ, его едва хватало, несмотря на то, что помимо гидроэлектростанции у них теперь появилась солнечная батарея, и драли за него соответственно. (Возможно, так говорили киперы, пользуясь возможностью взвинчивать цены, так как даже сами короли им в этом деле были не указ. Некоторые главари, в том числе и Локланн, начали потихоньку самостоятельно экспериментировать с получением водорода, но быстро эту загадку, механизм которой и киперы понимали лишь наполовину, им было не разрешить.)
А здесь механизмы заменялись силачами-мужчинами. Буффало вскоре посадили на соборной площади, на которой от него стало совсем тесно. Локланн лично проверил каждую веревку. У него болела раненая нога, но боль все же позволяла ему ходить. Его сильнее беспокоила правая рука, которая болела больше от швов, чем от раны. Медик наказывал ее обязательно поберечь. Это означало, что ему придется биться левой рукой, ведь невозможно допустить, чтобы потом болтали, как Локланн сынна Холбер покинул поле боя. Но все же он чувствовал, что будет собой лишь наполовину. Он потрогал нож, которым его проткнули. За свою боль ему хоть досталось лезвие из прекрасной стали. Кстати, его владелец что-то там говорил, что они встретятся снова, и он его отберет. В таких словах могло быть предзнаменование. Хорошо бы после смерти воплотиться в этого Руори.
— Шкипер. Шкипер, сэр.
Локланн оглянулся. Юв Красный Топор и Аалан сынна Рикар, из его экипажа, обращались к нему. Они держали за руки молодую девушку в черном бархатном, расшитом серебром, платье. Вооруженная толпа, бушевавшая вокруг, устремила свои взгляды к ней. Общий гул голосов прорезали скабрезные выкрики.
— Что там у вас? — отрывисто спросил Локланн. У него было много дел.
— Телка, сэр. Ничего, а? Мы ее нашли там внизу, у кромки воды.
— Тащите ее в собор, где сидят остальные, пока… О… — Локланн отшатнулся, прищурился и встретился со взглядом ее зеленых глаз.
Она все болтала одни и те же слова: «Шеф… Рей… омбро гран»…
— Я в конце концов подумал, может, она правда ищет шефа, — пояснил Юв. — А когда она завизжала «хан», я совсем уверился, что она хочет говорить с вами. Поэтому мы и не использовали ее сами, — благонравно закончил он.
— Ты говоришь на спаньоль? — спросила девушка.
— Да… — широко улыбнулся Локланн. Он говорил с сильным акцентом, но вполне прилично, — Я, например, понял, что ты называешь меня на ты, — Ее изящно очерченные губы сложились в слабую улыбку, — Что означает, что ты меня считаешь низшим по сравнению с собой. Еще так обращаются к Богу или к возлюбленному.
Вспыхнув, она закинула голову, (солнечный свет пробежал по ее волосам цвета воронова крыла) и ответила:
— Можешь сказать этим чурбанам, чтобы они меня отпустили.
Локланн отдал приказ по-инглисски. Юв и Аалан отпустили ее руки, на них остались отпечатки и ссадины от их пальцев. Локланн погладил бороду.
— Ты хотела меня видеть? — спросил он.
— Да, если ты здесь главный. Я дочь кальде. Донита Треза Карабан. — Ее голос слегка задрожал. — Цепь, что на тебе, принадлежала моему отцу. Я пришла от имени его народа, чтобы обсудить условия.
— Что? — моргнул Локланн. Кто-то в толпе вояк расхохотался.
«Она, должно быть, не может просить милости, — подумал Локланн, — вон как твердо говорит».
— Учитывая, что, ведя бой до победы, вы несомненно потеряете много людей и, кроме того, можете вызвать контрнаступление на вашу собственную страну, не хотите ли вы принять денежный выкуп и возможность беспрепятственно отступить, если отпустите наших пленных и прекратите разрушения.
— Клянусь Октаи, — пробормотал Локланн. — Только женщине придет в голову, что мы… — Он замолчал. — Ты сказала, что вернулась сама?
