Для того чтобы мысли Тсилада могли объединиться, Творец научил людей танцевать ракатар, Танец Единения. Именно таким образом все мысли Тсилада соединяются между собой, и именно для этого его и танцуют. Его танцуют два раза в Звездный Год, в середине Лета Мрэ и Лета Миар.
В этот день Миар и Мрэ чинно катятся в небе на расстоянии ладони друг от друга, а затем сливаются в одно, как это было до гибели Тсилада и Рану. В небе хлопают бесконечные фейерверки – это душа Рану. А все люди Лебефдульфа танцуют ракатар и на краткий миг снова становятся Тсиладом. Именно поэтому наша страна и называется Тсиладнаки Саареа – "все мысли Тсилада".
* * *
За дверью что-то зашуршало, заскреблось. Напарник Нидара отлучился на минутку. Нидар не стал его дожидаться, чтобы решить эту пустяковую проблему. Он всю жизнь проработал в доках, последние десять лет – кладовщиком у Самре. Нидар взял стоявший в углу лом. Портовые крысы иногда достигали поразительных размеров. Затем подошел к двери и распахнул ее.
– Привет, Нидар, – слабым голосом сказал Мэнир.
От него остро пахло гнилой водой порта. Вода текла с него ручьями, в волосах застрял полусгнивший кусок пакли. Подросток пошатнулся. Нидар протянул руку, чтобы поддержать его. Мэнир ухватился за створку двери и медленно сполз по ней.
* * *
Огненные круги в глазах лопнули, и зрение вернулось к нему. Чего нельзя было сказать о теле. Он абсолютно не ощущал себя некоторое время. Пришло чувство парения во влажной пустоте. Следующей явилась боль, от которой он взвыл и скрючился. С усилием открыв глаза, он осмотрел себя – хотя свое тело он уже успел ощутить во всех подробностях и гораздо сильнее, чем ему того хотелось бы. Теперь он увидел и свою одежду. Рукава балахона были неровно оборваны, брюки были в темных пятнах. Перед ранением он явно вел очень активную жизнь…
Он с интересом взглянул на браслет из светлого металла на своем левом запястье. Правой рукой он сжимал гибкую металлическую палочку, которая заканчивалась колючим шариком. На палочке была заметна небольшая блестящая выбоинка. Палочка заканчивалась ременной петлей, которой и крепилась к запястью. Назначения браслета и палочки он не помнил. Он попытался выпустить палочку, но не смог – рука намертво застыла в судороге. «Как же меня зовут», подумал он. Попытка вспомнить отозвалась такой вспышкой головной боли, что он снова чуть не потерял сознание.
Он огляделся, обнаружив себя в небольшой комнате на ветхом диване. Вещи вокруг – покрытый пылью столик, выгоревшая штора на окне – выглядели так, словно ими не пользовались очень давно. Окно было распахнуто – или выбито. Из него открывался вид на серую водную поверхность. На воде играли блики.
Он услышал голоса, которые становились все громче. Невидимые собеседники приближались к нему.
"Сначала Яньар, теперь Мибл", – сказал усталый голос.
"А как может быть иначе, Туоки?" – грустно возразил второй голос. – "Аборигены ненавидят нас. Если мы не успеем, то скоро здесь не останется ни одного кэцэра – мы все погибнем".
«Так», подумал он. – «Значит, мы – кэцэры».
Дверь открылась. Первый из вошедших был в скафандре, но без шлема. Лицо у него оказалось безупречно овальное, с тонкими чертами и очень печальными глазами.
"Мибл, ты помнишь меня?" – ласково спросил кэцэр.
Он ощутил странное внутреннее сопротивление, услышав собственное имя. Мибл… Впрочем, многим не нравятся свои имена. Лишь увидев, что губы его собеседника не двигаются, Мибл осознал, что они общаются мысленно. Мибл послал в ответ отрицательную мысленную волну.
«Я – Чумф, а это – Туоки», сообщил ему собеседник.
Туоки оказался чуть пониже ростом, и лицо у него было добродушное и открытое. Как и лицо Чумфа, оно показалось знакомым Миблу. Но не так, как вспоминают лица друзей. Мибл словно бы видел их обоих на картинке, в книжке…
Он потер рукой висок.
«Не переживай так", – посочувствовал Чумф, уловив его эмоции. – "Эцьу, наш врач, посмотрит тебя, и скоро все пройдет".
«Юлер хотел дождаться, пока ты придешь в себя. Но во время грозы перебило защитный контур Последнего Пристанища, и ему пришлось улететь», добавил Туоки.
"Что же со мной случилось?" – спросил Мибл.
"Ничего страшного", – уклончиво ответил Туоки. – "Честно говоря, никто толком-то и не видел… Судя по всему, твое мясо стало сопротивляться. Ты схватился с ним, и в него… в вас… ударила молния».
«Я надеюсь, этому мясу еще хуже, чем мне», мрачно заметил Мибл.
«Да», телепатировал Чумф. – «Он сдох».
«Нам нужно добраться до долины, где мы живем. Это полтора часа лету. Твой скафандр неисправен, и мы отнесем тебя», сообщил Туоки. – «Наши уже все там, мы только ждали, когда ты придешь в себя… или не придешь".
«Погоди, погоди», перебил его Чумф. – «Это слишком много информации на один раз».
«Хорошо, давайте полетим», ответил Мибл.
Чумф обнял его за талию с одной стороны, Туоки – с другой. Кэцэры надели шлемы, которые до этого держали в руках. Троица взлетела прямо из раскрытого окна. Под ногами мелькнула каменная стрела мола-волнореза, ограждавшего небольшую бухту с двумя башнями. Мибл безвольно повис между телами друзей и закрыл глаза. Палочку он по-прежнему не мог выпустить из руки. Небо на западе уже начало светлеть, но ему было не до красот пейзажа. От слабости Мибл снова впал в странное состояние, на границе между сном и обмороком.
Когда он очнулся снова, внизу уже было не Священное Озеро, а угрюмые скалы. В узком ущелье светилась лента дороги. Кэцэры снизились, преодолевая несильный, но постоянный встречный напор воздуха. Мибл услышал тихий свист ветра, напоминающий печальный плач. "Мы больше не можем вернуться. Убитые нами преграждают нам дорогу домой", – неожиданно подумал он. В следующую секунду Мибл понял, что это не его мысль, а неизвестно откуда всплывшее высказывание Шэдана Харбогадана. Но кто это такой, он вспомнить не смог. Пытаясь отвлечься от этих жутких мыслей, Мибл прислушался к разговору друзей.
"…пищеварения произошел неимоверно быстро", – объяснял Чумфу Туоки. – "Можно сказать, что Мибл воплотился в тело съеденного. Я боюсь, что теперь он навсегда останется таким. Хотя, впрочем, я не специалист".
«А кто здесь специалист?», хмыкнул Чумф.
Мибл снова опустил взгляд. Две ослепительные точки, двойная звезда этого мира, уже вставали над горами. Свечение дороги начинало меркнуть. "Это Серебряная дорога", – снова подумал Мибл. – "А идет она по берегу реки Дидаде. Дидаде вытекает из озера Шэрд, что в Диразе, и впадает в Рарера напротив Цачеса».
Несмотря на столь глубокие познания, Мибла не оставляло чувство, что он здесь впервые. Что никогда раньше он не видел все эти реки и дороги вот так, сверху, во время полета, словно объемную красивую карту. «А вот карту… именно карту я и видел», вдруг понял Мибл. – «Как странно все… Может, часть личности съеденного перешла ко мне вместе со всеми ненужными знаниями о местности, которыми он располагал?».
