— О, ради бога, прекратите сами говорить ерунду! — воскликнула я.
Она вспыхнула.
— Я могу узнать в Центре, куда они направили вас на отдых, могу позвонить в санаторий и узнать, с кем вы общались. Вы избавите меня от лишних хлопот, если сами все расскажете. Советую вам сделать это. Ведь вы не хотите, чтобы вас силой заставили говорить? — заключила она угрожающе.
Я отрицательно покачала головой.
— Вы на ложном пути, доктор. Все эти галлюцинации, включая мое превращение в какую-то Оркис, начались именно в Центре. Как это произошло, я не знаю, что было до этого, я тоже не могу вспомнить.
Она нахмурилась, явно обеспокоенная.
— Какие галлюцинации? — спросила она осторожно.
— Как! Эта странная обстановка, в которой я оказалась, да и вы сами. — Я обвела рукой вокруг себя. — Мое огромное безобразное тело, эти карлицы, да и всё, всё! Проекция моего бессознательного «я», его состояние — вот что меня беспокоит! Это не может быть воплощением моих неосознанных желаний! Нет!
Она продолжала смотреть на меня, и тревога ее росла. Это было заметно.
— Кто говорил вам о неосознанных желаниях? — спросила она неуверенно.
— Не понимаю, почему даже сейчас я должна изображать из себя безмозглую дуру?
— Но мамаша не может знать таких вещей. Зачем вам это?
— Послушайте, — сказала я. — Я уже говорила вам и этим бедным дурам в палате, что никакая я не мамаша, я доктор медицинских наук и меня, видимо, мучают кошмары.
— Доктор медицинских наук? — переспросила она растерянно.
— Да, доктор медицинских наук. Я врач, ваша коллега.
Она продолжала с любопытством и недоверием смотреть на меня. Глаза ее с недоумением скользнули по моей необъятной фигуре.
— Вы говорите, что вы врач? — голос ее звучал странно.
— Да, если говорить языком обывателя, — согласилась я.
— Сущий вздор! — с негодованием и в некотором замешательстве воскликнула она. — Вы рождены и воспитаны быть мамашей. Вы — мамаша! Посмотрите на себя.
— Да, — с горечью согласилась я. — Посмотрите на меня.
Воцарилось молчание.
— Мне кажется, — сказала я, — что, невзирая на галлюцинации и все прочее, нам все же не следует обвинять друг друга в том, что мы говорим одни глупости. Может, вы объясните мне, где я нахожусь и кто я, по-вашему. Возможно, это даст толчок моей памяти.
Но она возразила:
— Не лучше ли будет, если начнете вы и расскажете все, что помните. Вы поможете мне понять, что вас беспокоит.
— Хорошо, — согласилась я и начала свой сбивчивый рассказ, насколько мне позволяла моя неверная память. Я рассказала все до того дня, когда разбился самолет и погиб Дональд…
Конечно, с моей стороны было глупо так попасться на удочку. Разумеется, она ничего не собиралась мне говорить. Когда она выслушала мой рассказ, она просто встала и ушла, оставив меня одну в бессильном гневе и негодовании.
Я стала ждать, когда в доме все стихнет. Наконец выключили музыку, ко мне заглянула сиделка и справилась, не нуждаюсь ли я в чем-нибудь, вежливо выполняя установленный здесь порядок, и вскоре наступила полная тишина. Я решила подождать еще полчаса, а затем снова предприняла попытку подняться с кровати, на этот раз проделывая все очень осторожно и не торопясь. Самым трудным было из сидячего положения встать на ноги, но на этот раз мне это удалось, правда ценой жестокой одышки. Теперь я смогла уже добраться до двери. К счастью, она не была заперта. Я чуть приоткрыла ее. Коридор был пуст. Я вышла. Все двери, выходившие в коридор, были заперты. Останавливаясь у каждой, я прикладывалась к ней ухом, но слышала лишь ровное тяжелое дыхание спящих мамаш. Я отправилась в свой путь. Сделав несколько поворотов по коридору, я увидела знакомую дверь на улицу. К счастью, она тоже не была заперта. На мгновение я остановилась, прислушиваясь к тишине, а затем открыла дверь.
Передо мной была лужайка с четкими тенями от деревьев. Ярко светила луна. Сквозь стволы деревьев справа вдали блеснула гладь воды, слева я увидела дом, похожий на тот, из которого я только что вышла. Все окна его были темны.
Я стала раздумывать, что же делать дальше. Пленница своего огромного неповоротливого тела, я не могла на многое рассчитывать, но я твердо решила продолжать свой путь, пока есть возможность, и разузнать как можно больше.
Я приблизилась к краю уже знакомых ступеней — это по ним я поднималась сегодня, когда приехала сюда, — и начала медленно и осторожно спускаться, крепко держась за перила.
— Мамаша! — раздался сзади резкий голос. — Что вы здесь делаете?
Я обернулась. Белоснежный халат маленькой санитарки слепил глаза при лунном свете. Кроме нее, вокруг никого не было.
Не считая нужным ей отвечать, я сделала еще один шаг вниз по ступеням. Я чуть не плакала от досады, что так толста и неуклюжа и двигаюсь так медленно.
— Вернитесь, вернитесь сейчас же! — закричала санитарка.
Я продолжала не обращать на нее внимания. Тогда она засеменила за мной и ухватилась за край моего халата.
— Мамаша, — повторила она, — вы должны немедленно вернуться.
Я сделала еще один мучительный шаг по ступеням, а она еще крепче ухватилась за мою одежду. Пытаясь вырваться, я сильно подалась вперед. Раздался треск рвущейся материи, я обернулась… И последнее, что успела увидеть, были ступени лестницы, ринувшиеся мне навстречу…
Я открыла глаза.
— Вот так будет лучше, — услышала я голос. — Весьма неосмотрительно с вашей стороны, мамаша Оркис, решиться на такое. К счастью, все обошлось, а могло быть и хуже. Глупо, очень глупо. Мне стыдно за вас, право, очень стыдно…
Голова у меня раскалывалась от боли, я была в отчаянии от того, что вся эта нелепость продолжается. Но я вовсе не собиралась раскаиваться в содеянном и поэтому послала говорившую к черту. Малютка-санитарка в испуге уставилась на меня, а затем чопорно и осуждающе поджала губы. Залепив пластырем здоровенную ссадину на моем лбу, она молча удалилась.
Что ж, пришлось согласиться, что она права. На что я рассчитывала, на что надеялась, решаясь на такое? Что можно было сделать, таская за собой непомерный груз собственного громоздкого и уродливого тела? Лютая ненависть к себе, чувство полной беспомощности снова ввергли меня в отчаяние. Я боялась, что вот-вот расплачусь. Как мне хотелось снова быть стройной и гибкой, свободно распоряжаться своим телом. Я вспомнила, как Дональд однажды сравнил меня с тоненькой березкой, трепетавшей на ветру, и сказал, что мы как две сестрички. А спустя день или два…
Что это? От внезапной мысли я вдруг поднялась и села. Что-то во мне изменилось. Мой мозг прояснился, ко мне вернулась память. Я все вспомнила!.. От напряжения кровь гулко стучала в висках. Мне пришлось снова лечь и расслабиться. Теперь я вспомнила, вспомнила все, включая тот момент, когда доктор Хелльер сделал мне инъекцию чуинхуатина и сестра протерла ранку спиртом… Что же было потом? Сны, видения, которых я ждала?.. Не этот же мир абсурда со всеми его столь реальными подробностями, не этот кошмар?.. Что они сделали со мной?..
