Проклятые легавые упрятали-таки ее в психушку! Опять упрятали! Хотя она давала себе слово, что лучше подохнет, лучше пустит себе пулю в лоб или перегрызет собственные вены, но только не это! И все же эти гнусные фараоны, подлые твари прихватили ее на "тропе"! После перестрелки, после того страшного видения, когда отвратительное чудовище, насквозь продырявленное и истекающее кровью, карабкалось по сосне, а потом исчезло, будто поднялось на небеса! А Хромой, спятивший прямо там, на "тропе", все продолжал палить из своего огромного ручного пулемета. И его самого трясло! А над раскаленным стволом плавился воздух, она все видела! Она и сама выпустила в мерзкую тварь обе обоймы из своей "малышки узи". Она не промахнулась ни разу. Но тварь все же смоталась! И вот тогда она поплыла - уже по-настоящему, перебралась в мир грез и видений, слишком велика была доза! Переборщила она тогда. Иначе бы живой они ее не взяли! У-у, проклятущие легавые! Они всегда являются в самое неподходящее время! Ну да ничего, Пак еще с ними посчитается, ей бы только оклематься, только бы отойти! Еще неделька - а она знала это по опыту - и она или начнет выправляться, а тогда... Тогда ей еще многое придется сделать, придется и посчитаться кое с кем! Теперь Пак подыхать не хотела! Это вот если бы сразу, тогда ништяк! Тогда в кайф! Но после всего, что она вынесла, после недели жутких мук - нет уж, фигушки, теперь она будет держаться! И этим падлам в белых халатах не удастся ее угробить своей химией! Она сама оклемается! Вот только бы продержаться!
Вчера с нее сняли смирительную рубаху. Но бинты на руках еще оставили. Эти повязки были столь крепки и туги, что она не могла их разодрать даже зубами. Она каталась по обитой мягким пластиком камере, билась головой об обшивку - да все без толку, с таким же успехом можно было биться о пенопласт или морскую пену! Трижды за эту неделю к ней являлось жуткое существо, рычало на нее, выставив острые клыки, свирепо вращало круглыми глазами, шевелило пластинами на голове, тянулось крючковатыми когтистыми лапами к горлу... И всякий раз исчезало, растворялось в воздухе. Но было очень страшно, так страшно, что судорогой перехватывало горло и она не могла даже хрипеть. Пак была уверена, что если бы этим вонючим легашам и чокнутым докторишкам вкупе с раскормленными санитарами хоть разок явилась та тварь, все бы они с благим матом разбежались из своих комнат и кабинетов, все бы помешались, и уж никогда бы они не высунули носа из собственной задницы! Эти хмыри были храбрыми лишь с ней, беззащитной и больной!
Но и помимо глазастой твари Пак навещали такие чудовища и уродцы, такие ей представлялись рожи, лапы, когти и прочее, что и не опишешь, и не перескажешь! Да еще голоса! Они ее преследовали постоянно! Одни хрипели, рычали в самые уши: тебе крышка! ты сдохнешь, сука! ты уже подыхаешь! бейся, бейся башкой! выпрыгивай отсюда! Другие нашептывали изнутри: ничего, Пак, все обойдется! ты только слушай нас! растворись в своих видениях! позабудь обо всем! не просыпайся! это будет вечный кайф! Она боялась и тех голосов, и других. Она всего боялась.
И потому, когда дверь в камеру распахнулась и на пороге застыли две обрюзгшие расплывшиеся фигуры в зелененьких халатиках, она вжалась спиной в мягкую стену, выставила вперед обмотанные руки, чтоб хоть как-то защитить себя, захрипела, зашипела, начала плеваться в видения - вон! убирайтесь! сгиньте к чертовой матери! Ее снова начало трясти.
Но видения не исчезли.
Они приблизились.
- Ну что, Банга, прочухалась? - спросил ехидным голоском врач, а может, и оборотень. - Мозги прочистились?!
Она плюнула в него. Но жирный врачеватель душевных ран ловко увернулся. И представил другого.
- Это из полиции, Банта. Ты лучше не шути с ними, ладно? Будь послушной девочкой, и через недельку мы тебя выпишем.
- Врешь, сука! - прохрипела Пак. Другой толстяк, с маленьким носиком и светленькими заплывшими глазками, представился:
- Меня зовут Грумс! Комиссар Грумс. Я хотел бы задать вам пару вопросов. Пак передернулась.
- Сгинь нечисть! Сгинь!
Врачеватель мягко улыбнулся.
А Грумс вполне серьезно разъяснил:
- Мы вам не мерещимся, Банта, мы тут на самом деле стоим! Да и вы уже почти в форме. Так что давайте займемся делом. Я не буду утомлять вас.
- Тогда пусть этот хрен вкатит мне дозу, иначе я говорить не стану! заявила Пак нетвердо.
- Исключено! - ответил "хрен".
- Все вы суки! И говорить я с вами не буду! Выматывайтесь!
- Это очень серьезное дело, Банта, - проговорил следователь мягко, - я вам советую не упорствовать.
- Я сказала, дадите ширнуться, тогда скажу! Нет, и разговору нет!
- Я тебе вкачу. Банта, вкачу! Но кое-что другое! Ты мало корчилась?! Еще хочешь?! - поинтересовался врачеватель.
- Ну, хотя бы косячок забейте, дайте шмальнуть,
- жалобно протянула она, одеваясь, - хоть затяжечку, ну-у?!
- Банга, ты же знаешь, мы тебе ничего не дадим, хоть ты лопни! Одно могу пообещать, я тебе сделаю инъекцию снотворного, и ты на сутки отключишься, лады?! Больше - ни-че-го!
Предложение было заманчивым. Пак сдалась.
- Лады! - прохрипела она. - Смотри не обмани только, душегуб чертов! Не верю я всем вам!
- Как знаешь, Банга, как знаешь, - врачеватель повернул голову к Грумсу. Приступайте, комиссар, она будет послушной девочкой.
Грумс огляделся растерянно - сесть было не на что. Врачеватель понимающе развел руками, дескать, тут не положено. И отступил к двери, которая так же была обита мягким пластиком.
- Расскажите мне, что произошло в тот день. С самого утра и до... до того, как вас увезли.
Пак вздохнула. Она не могла сосредоточить взгляда на чем-то одном, пусть это была даже фигура следователя, глаза ее блуждали по всей камере. Но память-то не отшибло. И она начала:
- В тот день я подыхала без ширева! Хромой мне дал немного.
- Оружие тоже он дал?
- Ты у него спрашивай, легавый! Я за себя говорить буду, понял?! Пак Банга еще не ссучивалась ни разу! Так что ты меня не зли, легаш!
Грумс поморгал белесыми ресницами. Успокаивающе помахал рукой.
- Ладно, Банта, ладно. Толкуй по делу. Меня не интересуют ваши делишки. Меня интересует этот тип, ты понимаешь, о ком я?!
- Этот хмырь не наш, комиссар! Я за него отвечать не собираюсь! - Пак задумалась. - Вы меня не ввязывайте в эти дела, откуда мне знать, на кого он работает?! Может, это политика?! А мне не хрена шить скользкие делишки! Я, легавый, не той масти!
Грумс снова успокоил ее. Он знал, как себя вести с этими наркотами и шмаровозами, он с ними третий десяток возился, знал все их нравы, привычки. Народец был шебутной, конечно, но не такой уж и страшный, как его описывали в романах.
