Когда на судне наполнили углем "мыльницы" - железные короба, напоминающие широкие корыта, - вездеход и их отбуксировал к берегу. Здесь "мыльницы" прицепляли к трактору, и он тащил уголь к дому. Мы брались за лопаты и перебрасывали уголь в закут, огороженный досками, чтобы зимой его не заносил снег.
Механизация почти на все сто! А ведь еще совсем недавно все выгружалось вручную. Бочки, ящики, стройматериалы, уголь вытаскивали из трюмов, нагружали баржи, сгружали на берегу, разносили по складам. Каждый кирпичик четырежды переходил из рук в руки. Да еще в ненастье, в дождь и слякоть, что часто случалось, как назло, во время таких авралов!
Теперь "пингвин" заменял десятки рук. Вездеход-амфибия не только облегчал выгрузку, но и ускорял ее: ведь грузы ожидались на десятках других станций, а полярное лето скупо на погожие дни. В эфире уже носились тревожные предупреждения судну-снабженцу о приближающемся циклоне.
Выгрузка шла быстро, с заметным опережением графика. Лишь один раз случился сбой. Виной всему оказался годовалый хряк. Обессилевший от качки, он, как только почувствовал под собой твердую землю, бросился в тундру. Ребята стали его ловить. Хряк ловко увертывался, прыгал, петлял, как баскетболист во время атаки. Собаки хватали его за ляжки, хряк со злым визгом и остервенением отбивался от них. Несколько раз Данилычу удавалось набросить петлю, но боров выскальзывал, снова начинал свой бешеный бег. Лишь когда долговязый Сережа Жуланов в длинном прыжке настиг свинью, уже в падении успел схватить ее за ноги мертвой хваткой и пропахал на животе метров двадцать по камням и сырой траве, хряк сдался. Подхватив под мышки, ребята потащили его в хлев. Хряк быстро-быстро перебирал задними ногами, трясся от бешенства и бессилия.
Бычок же холмогорской породы, увидев безрезультатность попытки побега, покорно прошел в отведенный ему закут, обложенный тюками прессованного сена.
На другой день к вечеру выгрузку закончили. На полярной станции остались продукты, которых должно хватить до будущей навигации, - крупа, соль, масло, жиры, солонина, капуста, консервированные овощи, вино к праздникам: в будни на всех полярках "сухой закон". На берег сгрузили строительные материалы для ремонта помещений, еще один упорно внедряемый снабженцами набор алюминиевой мебели (два других нераспечатанными пылились на чердаке), перекачали в емкости бензин, солярку и масло. Плашкоут, "мыльницы" и вездеход-амфибию погрузили обратно на корабль. "Куйбышевгэс" дал прощальный гудок.
После окончания всех работ Данилыч истопил баню.
Баня на Севере своего рода ритуал. Только бывалый полярник может по достоинству оценить северную баню. Знаменитые Сандуновские не идут с ней ни в какое сравнение.
Данилыч плещет кипяток на раскаленные булыжины, пар клубами взвивается к потолку. Первое мгновение держусь на полке из упрямства, потом чувствую, как поджаривается кожа, наконец спрыгиваю на пол и, захлебнувшись, лью на голову холодную воду, отчего трещат волосы. Но постепенно привыкаю к жару, начинаю париться веником, добытым где-то в архангельских лесах. Несколько раз бегаю к морю, бултыхаюсь в ледяной воде Ледовитого океана и снова прыгаю на полок. Данилыч трет мне спину мочалкой, шероховатой, как крупнозернистая наждачная бумага. И вот обливаюсь теплой водой, кутаюсь в чистую простыню. Наступает полное блаженство.
Попивая пахучий крепкий квас, выдержанный на кухне Симы Ложкиной, снова думаю, как все же трудно обживаться человеку в этих краях.
Чтобы построить дом, надо в короткую летнюю навигацию завезти тысячи необходимых для этого вещей: кирпич, упакованный в ящики, как консервные банки, глину, цемент, деревянный брус, тес и доски, швеллеры, краску, паклю, листовое железо, шифер, гвозди, стекло, оконные рамы... Чего проще, казалось бы, поставить баню! Можно использовать плавник, сделать сруб, вместо котла приспособить бочку из-под солярки, ковш сделать из дюралевого рыбацкого поплавка. А веник-то все равно надо заказывать на Большой земле...
Дорого и трудно строить в Арктике. Но человек упрямо продвигается дальше и дальше. И Вайгач тоже благоустраивается. Он отказывается быть трудным островом.
ПАРУС НАД МОРЕМ
Циклон, который ожидали синоптики, пришел очень скоро. Ветер неожиданно, как это бывает в Арктике, задул с севера, натащил туч, двинул к побережью плавучие льды. Боясь застрять на Вайгаче, мы поспешно вышли в море.
Дима страдал от изжоги. Надо бы ему выпить горячего чая, но примус ребята потеряли где-то на одной из стоянок, когда плыли по Печоре. Не было у нас и термоса. А если придется ночевать вдали от населенных пунктов, на голых камнях побережья... На чем же вскипятить чай или сварить кашу? Питаться всухомятку? И это при Диминой язве желудка, которая стала изнурять его мучительными болями...
Скоро кончилось горючее в основном баке. Чтобы сохранить бензин в канистрах, мы решили поднять парус - ветер теперь дул тоже в корму, как и тогда, когда "Замора" шла на Вайгач.
Из трюмного рундука вытащили парус - обыкновенное брезентовое полотнище с капроновыми шнурами по углам. Один конец Дима прикрепил к блоку наверху мачты, потянул шкерт, брезент расправился и рванулся из рук. Пришлось удерживать его обеими руками. Катер сразу прибавил ход.
Забыл сказать, что у "Заморы" был еще один существенный недостаток: она была слишком широка по сравнению с продольной осью и неустойчива - нос постоянно рыскал по горизонту. С парусом "Замора" стала вести себя еще хуже. Не слушаясь руля, она то поворачивала к берегу, то уходила мористее, но все же двигалась в нужном направлении.
Иногда прямо посреди моря попадались мели. Они легко угадывались, так как чайки садились именно здесь и ловили мелкую рыбешку. Если же чаек не было, то об опасности предупреждали белые буруны. Увеличивая или уменьшая угол паруса по отношению к ветру, мы меняли курс и обходили опасное место.
Так мы шли весь день.
Я сменил Диму на парусе, когда садилось солнце. На востоке глыбились тучи, темнея и набухая, а запад пылал кроваво-красным огнем, словно там буйствовал пожар. Через сизый заслон туч прорывались лучи садящегося солнца и бросали багровые пятна, вырывая из синих сумерек то кроткие всплески волн, то кипящий белый след за кормой, то аскетическое лицо Димы, затихшего перед буйством вечернего огня.
"Замора" бесшумно резала воду. Отдаленно и безмолвно вспыхивали молнии, обозначая лохматые края туч. Блеклое мерцание наливалось силой, и вскоре там начинал бить непрекращающийся разряд, словно пульсирующую вольтову дугу перебросили между опаленными краями облаков. Очевидно, севернее шли льды. От их холодного дыхания пары конденсировались, прессовались в облака, и тучи, сверкая молниями, вытряхивали из себя снежную крупу и дождь. В том месте, где шли мы, пока было сравнительно тихо.
