Лефарн уселся на стул и крепко задумался. Бюро фатально ошиблось в одном: города на этой планете не были демократическими государствами. Это заблуждение мешало и ему, когда он размышлял над загадкой Звааля. Именно поэтому граждане с такой готовностью приняли яро.
Но что на самом деле представляли собой нилинтские полисы, по-прежнему оставалось неизвестным. Прежде всего надо было понять, какова роль хузвааля, а это было гораздо труднее, чем стать королевским премьер-министром и обновить систему налогообложения.
А что до челнока, который должен за ним прилететь, то пусть об этом заботится Раиса.
Обличительная речь заместителя координатора напомнила Лефарну кое о чем. Он достал из тайника свой экземпляр полевого устава и нашел нужный параграф. Внимательно перечитав его, Лефарн убрал устав обратно в тайник и с довольной улыбкой вышел на улицу, догонять процессию Окстона.
Когда они вернулись во дворец, Лефарн объявил:
— Сегодня мы повеселились. Завтра принимаемся за работу.
Утром Лефарн снова вызвал городского казначея. Чиновник выглядел так, будто боролся с приступом морской болезни. Ему явно не нравились вопросы на тему финансов. Вероятно, до сих пор казначею их никто не задавал.
В первую очередь, Лефарна интересовал уголь.
— Давайте подумаем вот о чем: что произойдет, если немного поднять цену на уголь — не для наших подданных, а для тех пятидесяти соседних городов, которые его у нас покупают.
— Тогда они станут покупать у кого-нибудь другого, — не колеблясь ответствовал казначей.
— Вы это знаете наверняка? Были уже попытки?
Наверняка казначей ничего не знал, просто считал, что это само собой разумеется, ибо так устроен мир. Лишившись торговли углем, город терял основную часть доходов.
— А какую цену назначают другие города, где есть угольные шахты? — не сдавался Лефарн.
Казначей не знал и этого.
— А у кого можно узнать? Тем, кто много странствует, обычно известны такие вещи.
Казначей не был знаком ни с одним путешественником.
— Ничего, я найду сведущих людей, — уверенно заявил Лефарн.
— А потом мы встретимся снова, и, возможно, тогда нам будет, что обсудить.
Казначей удалился, Лефарн послал за кучерами, которых нанял.
Они явились, ужасно неловкие в новых ливреях.
— Нам обязательно носить эти штуки? — возмущенно спросил один из них.
— Только в рабочее время, — успокоил его Лефарн и вкратце обрисовал ситуацию. — Кто может знать, сколько другие города запрашивают за свой уголь?
— Наверное, те, кто его возит. Хотите, чтобы мы поспрашивали?
— Да, постарайтесь. Только не надевайте ливреи, когда пойдете в город.
— Мы что, похожи на чокнутых?
Они ушли. Лефарн погрузился в размышления. Выплыв на поверхность, он пожелал узнать, не уделит ли ему Даггет несколько минут своего драгоценного времени. Управляющий явился незамедлительно, такой же скользкий и нарочито предупредительный.
— Я не припоминаю, чтобы видел в финансовых отчетах графу, посвященную жалованью, — начал Лефарн. — Вы не будете возражать, если я поинтересуюсь, сколько вы получаете?
— Я обхожусь без жалованья, — ответствовал Даггет. — Зачем оно мне?
Лефарн медленно проговорил:
— В тот день, когда нас сюда привезли, вы что-то упомянули о моем жалованьи…
— Ну, разумеется, у вас оно есть. Вы же из города. А я живу в хуз-ваале, поэтому мне оно не требуется.
— И никто из городских управляющих не получает жалованье?
— Конечно же, нет.
— Казначей и его помощники? — Даггет решительно покачал головой. — А люди, которых я нанял — два кучера, эскорт, музыканты…
— Они все из города, — сказал Даггет. — Им будут платить хорошо, хотя, разумеется, это совершенно несопоставимо с тем, сколько полагается яро и повруну.
— А кучер, вместо которого я взял двух новых?
— Он из хузвааля, и, естественно, жалованье ему не положено. Все, кто живет в хузваале и обслуживает город, не получают денег. А зачем они? Хузваальцев обеспечивают жильем и всем, что может понадобиться.
— Члены низложенного ронзвааля…
— Это горожане, так что правительство платило им хорошо.
Лефарн поблагодарил Даггета и остался один. Чем больше он узнавал о том, как организован диковинный город, тем больше запутывался и еще крепче убеждался в том, что подобная структура не способна функционировать.
Однако она работала!
Вечером яро в компании повруна нанес несколько приватных визитов в трактиры, чтобы не дать угаснуть народной любви. Оказалось, что это излишне: дешевого пива должно было хватить еще на день, а люди не переставали радоваться отмене налогов. Но Окстону такие визиты доставляли огромное удовольствие, а яро тоже имел право на некоторые маленькие радости в качестве компенсации за напряженную работу.
На следующее утро Лефарна дожидались два кучера. Один из них доложил:
— Я поговорил с ребятами, которые возят уголь в Звааль — тот уголь, что мы сами используем. Возле шахт они встречают возчиков из всех городов, которые покупают уголь у нас.
— Выходит, каждый город сам возит уголь, который покупает, — уточнил Лефарн.
— Именно. Некоторым приходится проделывать долгий путь. На самом деле, есть другие шахты, и намного ближе, но города предпочитают покупать у нас. Один из возчиков даже сказал почему: в любом другом месте уголь будет стоить вдвое дороже, и к тому же наш гораздо лучше.
— Как бы мне выяснить, каковы затраты на уголь в других местах? — поинтересовался Лефарн.
Кучера понятия не имели.
— Я непременно должен это узнать, — заявил Лефарн. — Поговорите еще раз с теми ребятами, пусть расспросят возчиков из других городов. Это очень важно.
После того, как они ушли, Лефарн сказал Окстону:
— Вероятно, на всей планете не найдется города, в котором был бы толковый менеджер.
— Что такое «менеджер»? — спросил Окстон.
— То, кем я хотел бы стать, если бы знал, как. Это единственный способ решить все здешние проблемы. Я поискал бы менеджера… но в радиусе пятидесяти световых лет нет ни одного квалифицированного специалиста.
— Что значит «световых лет»? — спросил Окстон.
Дни Лефарна проходили в утомительных исследованиях. А ночи в трактирах в компании яро были еще изнурительнее. Он извелся. От тридцати дней, отпущенных ему на разгадку тайны планеты, осталось восемнадцать. Потом семнадцать. Потом шестнадцать. А ключ по-прежнему ускользал от Джедда.
Однажды ночью двое братьев Билиф прервали его тревожный сон и виновато объявили, что случилось нечто непредвиденное.
