— Наткнувшись на Немезиду во время фоторазведки, мы поняли: нашли то, что всегда искали, наравне со множеством других обездоленных обитателей Земли…
— Суши, — поправил Гамильтон.
Они засмеялись и захлопали в ладоши, словно это была какая-то салонная игра.
— Именно, — сказал Кастор.
— Мы бросили монетку, — сказал Поллукс. — Отправляться выпало мне. С небольшим количеством людей. Я взял экипаж, под завязку набил складку припасами и начал ускорение, используя изготовленный нами же двигатель, который ограничивали лишь физические, а не политические принципы. Я отправлялся к новым мирам и открывал новые горизонты — наконец-то для нас самих. Для всех остальных, запертых в своих норах великими державами… — он заметил, что брат хмурится, и с видимым усилием сдержал себя. — Экипаж ускорялся до тех пор, пока через год или около того мы не начали приближаться к скорости света. К нашему потрясению, мы обнаружили, что одновременно требования к складке возрастают до исключительных размеров. Как это ни невероятно, но похоже на то, что у Вселенной имеется предел скоростей!
Гамильтон пытался сохранять видимое безразличие, но чувствовал, что это не удается. Насколько можно верить услышанному?
— По моим внутренним часам путешествие туда и обратно заняло четыре года…
— Но для меня, который остался здесь, прошло пятнадцать лет, — вмешался Кастор. — Поскольку при приближении к скорости света время замедляется только для тебя. Да, я знаю, как безумно это звучит! Словно Бог начинает выделять тебя из всех остальных!
— И видели бы вы, майор, какая это красота — эти радуги, и тьма, и ощущение, что ты… что ты наконец-то близок к пониманию устройства Вселенной!
Гамильтон облизнул сухие губы.
— Почему все это происходит?
— Мы не знаем в точности, — признался Кастор. — Мы подходим к этому как инженеры, а не теоретики. «Бог не сдирает с пространства последнюю шкуру» — считается, что именно так сказал Ньютон. По его теории, Бог являет собой систему отсчета для всего существующего. Однако эти странные изменения массы и времени в зависимости от скорости… похоже, они говорят нам, что существует и кое-что большее, нежели мизерная Ньютонова гравитация и мизерная же Ньютонова причинность!
Гамильтон кивнул в направлении Люстр:
— Насколько я понимаю, ее не было с вами в том первом путешествии?
— Нет, — ответил Поллукс. — Я как раз к этому подхожу. Когда экипаж начал уменьшать скорость, приближаясь к Немезиде, нам стали встречаться признаки того, что мы вначале приняли за планетную систему с центральной звездой. Лишь подобравшись ближе, мы поняли: то, что мы сочли маленькими планетами, в действительности было экипажами! Причем такого размера, о каком люди и не мечтали! Это были экипажи чужеземцев.
Гамильтон сжал губы. И это первые представители человечества! И чужеземцы так близко! Если все это правда, конечно… Он еле удерживался, чтобы не поднять глаза вверх, словно мог их увидеть на проекции. Он буквально чувствовал, как шатается равновесие. Словно что-то дорогое для него стремительно ускользало прочь, в пустоту, и дальше — только хаос.
— И вы, — проговорил он, — поспешили к ним, чтобы пожать друг другу руки.
— Нет, — рассмеялся Поллукс. — К несчастью. Мы сразу же увидели, что на экипажах изображены какие-то огромные символы, одни и те же для всех, хотя разобраться в них не смогли. Это выглядело как… какие-то красные птицы, только искаженные, размытые. Лишь сравнив их, можно было вообще понять, что это символы. Мы приблизились со всеми возможными приветственными возгласами и флагами, и тут нашу вышивку внезапно заполонили… возможно, это были голоса, хотя походило просто на низкие гулкие звуки. Мы орали на все лады около часа, все без толку. Мы уже готовились бросить в пустоту диаграмму в контейнере — схематическое изображение фигур, обменивающихся разными вещами…
— Еще бы, — вставил Гамильтон.
— …когда они внезапно включили огни, подсвечивавшие их опознавательные знаки. Выключили, снова включили, снова и снова. Было похоже на то, что они требуют, чтобы мы показали наши.
Гамильтон кивком указал на чудовищный герб над камином:
— А этого у вас под рукой не было?
— Это было сделано позже, — ответил Кастор, — как раз на другой такой случай.
— Поняв, что мы не можем показать никаких опознавательных знаков, — вмешался Поллукс, — они начали по нам стрелять. По крайней мере мы решили, что это выстрелы. Я решил убираться подобру-поздорову, и мы снова начали ускорение, обогнули звезду и направились к дому.
Гамильтон не мог скрыть улыбки.
— Перед тем как отрядить следующую экспедицию, — продолжал Кастор, — мы выстроили самый большой экипаж, какой только смогли, и сплошь разрисовали его гербами. Но нам было необходимо еще одно: нечто, чем мы могли бы меняться. — Он махнул рукой в сторону Люстр. — Содержимое ее головы, местонахождение недостающих масс — веса всех этих живых разумов, карта небесной торговли. В зависимости от того, откуда явились сами эти чужеземцы, мы могли иметь информацию, которой у них не было, или по крайней мере показать им, что мы в игре. Либо, если не понравимся этим чужеземцам, мы всегда могли поискать других.
— Но она оказалась сделанной из крепкого материала, — сказал Гамильтон.
— После того как она попыталась забить себя до смерти либо до полной блокировки, мы заморозили ее, — отозвался Кастор. — Мы отправили ее вместе с командой основного экипажа, в надежде, что в дороге они смогут отыскать способ пробить ее защиту. Или же предложить ее чужеземцам в качестве запечатанного товара. — Гамильтон не сомневался, что близнецу нравилось шокировать Люстр. — Однако на этот раз их реакция была, я бы сказал, более агрессивной. Нашим людям удалось оставить там какое-то количество орбитальной автоматики и готовых для заселения домов, но сами они едва ушли оттуда живыми.
— Похоже, чужеземцам вы понравились не больше, чем нам, — заметил Гамильтон. — Я могу понять, почему вам хочется вернуть ее себе. Но почему до сих пор жив я?
Близнецы поглядели друг на друга так, словно некая неприятная обязанность настигла их раньше, чем им бы хотелось. Кастор кивнул в никуда, двери сами собой растворились, и в комнату прошагали несколько клоунов-охранников.
Гамильтон задержал дыхание.
— Приковать его к камину, — распорядился Поллукс.
* * *
Кандалы были вытащены из тех же складок, где, очевидно, — Гамильтон не сомневался в этом, — располагалось направленное на него оружие. Люди его толка, если и удалялись на покой, то куда-нибудь, где попроще, их не особенно привлекали вечерние приемы в знатных домах. Комната никогда не бывает просто комнатой, когда ты работаешь в штатском.
