— Дело ваше, — буркнул он.
— Хорошо.
Серый стол устлали тускло-белые листы договора.
— Подписывайте на каждой странице, фамилию полностью, разборчиво, дайте паспорт. Все.
Клиент ясно улыбнулся. Менеджер этого не видел, потому что смотреть на клиента ему было тошно.
— А что теперь? — спросил белесый юноша, склонившись над документами.
— Сейчас в кассе начислят деньги на карточку, — хмуро ответил менеджер, медленными движениями складывая уже подписанные листы и пакуя их в файл. — Через десять минут будет готово. За эти десять минут на ваше тонкое тело поставят опознавательный знак. Клеймо. Вы еще можете отказаться. Сейчас.
Клиент молчал. Менеджер не видел выражения его лица — не смотрел. В офисе было холодно, руки зябли, и думалось, что надо пойти отрегулировать кондиционеры, а то цветы же померзнут.
Старый юноша проставил все подписи и сложил руки на коленях.
Он так ничего и не сказал.
— Стажер! — внезапно почти с ненавистью проорал менеджер, обернувшись. — Эй, стажер! Ну где ты там, с печатью огненной?!
Клиент вздрогнул и встрепенулся, пытаясь заглянуть через стол, за перегородку из непрозрачного стекла. Там, похоже, была дверь или выход в коридор.
— Вот сволочь, — процедил менеджер, берясь за мобильник. — Опять в Контру режется… Стажер! Иди сюда, работа пришла!
Дверь звучно хлопнула, затрепетал ламповый свет, и появился стажер.
Он был прекрасен.
Он был прекрасен неуместно и неприлично. Улыбка и одеяния его источали рекламный блеск. Вначале помстилось, что на плечах стажера — медицинский белый халат, но это был только светлый летний плащ, слишком легкий для стоящих теперь погод. Облаченный в плащ поверх джинсов и свитера парень — лет двадцати пяти, веселый, свежий и ухоженный, какой-то отлакированный, точно новый автомобиль на выставке — выглядел, откровенно говоря, нелепо: до такой степени не соответствовал обстоятельствам.
Чертовски хорош собой был стажер, очевидно доволен жизнью и сиял, как финский унитаз.
Менеджера скрючило от омерзения, и он уставился куда-то совсем в угол, чтобы не видеть обоих, клеймимого и клеймящего.
Блистательный стажер окинул взором пространство, встретился глазами с клиентом — и развернулся, явно намеренный возобновить компьютерные пострелюшки.
— Сволочь, — пробормотал менеджер. — Хоть бы руками помахал для приличия…
Стажер остановился и одарил его еще одной ослепительной улыбкой.
Клиент поднялся со вздохом.
— Инспекция, — в один голос сказали они. — Контрольная сделка.
— …!!! — сказал менеджер.
Он еще долго крыл их на чем свет стоит, в душу, в мать и во всех богов. Инспектор со стажером ржали как жеребцы, не в силах даже выбраться из кабинета и оставить бедолагу в покое. На шум прибежала секретарша и убежала за успокоительным; таблетки ей приходилось носить здесь чаще, чем кофе.
— Суки вы, суки! — горевал менеджер, — а я-то тут разоряюсь как идиот, чуть сам себя не разжалобил. Ну как, как я не догадался?! Ведь раз же плюнуть догадаться-то было! Ведь договор этот сучий одни нарки полудохлые подписывают, которым уже на все плевать, да бомжи, которые мозги пропили. После каждой подписи кабинет дезинфицировать надо, а тут, понимаешь, приперся… р-романтик… м-материалист…
— Не горюй, Ника, — ласково сказал стажер, и менеджер (вероятно, Никита), названный постыдным полуженским именем, как-то усох под его взором, совершенно перестав напоминать страшного следователя КГБ из голливудского фильма. — Будет и на твоей улице танковый парад. Хочешь, я тебе карму бесплатно подмажу?
— У меня все равно по страховке бесплатно, — буркнул безутешный Ника и неожиданно вспомнил: — а, да, еще подсатанники подписывают, бывает…
— Кто? — переспросил инспектор.
— Подсатанники, — безнадежно объяснил менеджер. — Сатанюки. Совсем мелкие и тупые типы из сект. Ну, из тех, кто квартиры наставникам дарит. Как Ростэнерго организовали, тут их погнали и души заодно продавать. Деньги хорошие, а премудрый учитель все равно, веруйте, спасет и отмажет.
Говоря, менеджер поднял взгляд — и подумал, что галлюцинирует. Со щек инспектора чудесным образом исчезли прыщи и щетина. Больше того: он, похоже, помолодел аж вместе с одеждой, и теперь, стоя рядом со стажером, казался тому двоюродным братом.
Бредит, не бредит… от этих, из Института тонкого тела, ожидать можно чего угодно.
— А один мужик, — авторитетно заметил стажер, — между прочим, отмазался.
— Это как?
— А у него родной брат у нас учился. До диплома и лицензии еще два года пыхтеть оставалось, опять-таки, обязательств он никаких не подписывал, а денег хотелось. Техникой он уже владел. Ну и решили обжулить государство… — стажер захихикал. — Пошел мужик, поставили ему печать, денег дали, а брат ее на следующий день срезал и законсервировал, чтоб никто не догадался.
— И что? — поинтересовался инспектор.
— Их Ящер засек. Они, идиоты, в нашей же институтской лабе этим занимались. Ну кто ж знал, что Лаунхоффер в двенадцатом часу ночи на работе сидит? На следующий день приходит брат к Ящеру на лекцию, а тот его за ушко да на солнышко. Пришлось им деньги вернуть. Благо, за ночь только пару штук баксов спустить успели.
— А ауру его, что, не просекли? — удивился инспектор.
— Ауру Ящера? — иронично уточнил стажер. — Ты-то сам ее каждый раз просекаешь? В общем, слажали мужики. Но идея богатая…
Они сошлись на том, что идея богатая, а потом из аптеки прибежала секретарша с валерьянкой для Ники, и инспектор со стажером отправились на улицу курить.
В колодец двора с высоты заглядывало бледное солнце. Стояла мрачная городская тишь, похожая на сырость, когда воздух напоен влагой, но дождя нет. Со всех сторон за стенами дома пролегали оживленные улицы, мчались машины, ветер хлестал деревья, а здесь звуки тонули друг в друге и пропадали, оставляя единственное ощущение плотной не-пустоты. Пахло дождем и бензином.
— Лёня, — представился инспектор.
— А по-нашему?
— Лейнид. А тебя я знаю, ты великий человек.
Стажер ухмыльнулся.
— Да ну.
— Даниль Сергиевский, — торжественно провозгласил Лейнид. — Первый аспирант в МГИТТ. Слушай, я сколько живу, понять не могу, почему ты к Ящеру на диссер пошел?
— Я пошел? — великий аспирант чуть не выронил сигарету. — Я пошел?! Меня послали, я пошел!
— Чего ж так?
— Я к Воронецкой хотел, — жалобно сказал Даниль. — Подхожу к ней, а она и говорит: «Даня, я же знаю, чем ты у меня будешь заниматься. Ты лодырничать станешь и жизнь прожигать, а я тебе буду потакать и потворствовать, я строгость наводить не умею. Мы уже обсудили все, и с Андрей-Анатольичем, и с Эрик-Юрьичем… твой, Даня, руководитель будет — Эрик Лаунхоффер. Имя!». Я упал. Говорю: «А у него я поседею и стану заикой!» Она захихикала и говорит: «Держись, Даня. Но я правда не думаю, что будет плохо». И все. К стенке.
