Я хмуро смотрел на горожан, надвинув шапку на глаза - не брать же в дорогу жёнок и детей?!
- Говорите, что я вас насильством пугал, заставлял служить! Стращал казнями! Авось и помилуют! - я взмахнул рукой, казачий струг дружно ударил вёслами по воде и отвалил от берега.
Над рекой повис женский плач. Шёл апрель 1668 года. О большой войне думать было рано. Верх Волги занял Иван Прозоровский с московскими стрельцами - нас спешили обложить со всех сторон, чтобы не дать подняться вверх по реке и повторить подвиги Васьки Уса... Царь простил ему разбой, испугался - авось и нас простят, ведь уже боятся...
- На Персию! - крикнул я.
Там мог быть выход - при случае можно попроситься на службу к шаху, если московский государь откажется прощать Степана Тимофеевича.
* * *
- Утопил ты себя в кровище, антихрист! - кричал тонким гнусавым голосом дьяк.
- Это вы залили ею Русь, брюхатые! - крикнул я вздрогнувшим боярам. Трясите животами - не заглушить волю народную! Ещё долго разбойный свист вам по ночам спать не даст! Мои атаманы, чай, ещё гуляют, вспарывают саблями толстобрюхих воевод! - я зловеще рассмеялся. - Год-два и вновь выйдет погулять вольный Дон!
Я встретился взглядом с Долгоруким - его пальцы вцепились в посох и побелели. Князь смолчал, но кто-то из бояр крикнул:
- Вор! Калёными прутьями его!
- Попарь, постарайся - я бы для тебя ужо расстарался! - огрызнулся я.
Помощники палача повалили меня на землю.
- Ишь, раскричался! - злобно прошептал один из них.
Меня быстро связали и вновь подняли на ноги.
- Ты глаза не таращь! - вскрикнул гнусавый дьяк и замахнулся на меня свитком.
Я плюнул ему на бороду и дьяк отпрянул.
- Воля, говоришь? Была у тебя воля! - подал голос Долгорукий. - Жил бы себе на Дону и принимал от царя и войскового атамана одни только почёт и уважение.
- На Дону много воли - хотел всех угостить!
Глаза князя укололи лютой ненавистью.
- Зря цацкался с вами великий государь: платил жалованье, присылал в станицы огненный запас. Так вы заплатили государю за его доброту?!
- Видывали мы его доброту - он первым нас продал! Когда казаки своей кровью взяли ему Азов, он побоялся, приказал сдать его турчанину!
- Не тебе, вор, судить о государёвых делах!
- Да и кровь казачья слишком густая для того, чтобы менять её на мир с султаном, князь!
- Палач!
Палач уже держал в руках щипцы, в которых был зажат раскалённый металлический прут.
- Погрей его! - в глазах Долгорукого вспыхнула и тут же погасла усмешка.
- Сейчас погрею. Ужо.., - заплечный ткнул меня прутом в грудь и медленно провёл им вниз к животу.
- Сказывай о своём воровстве в Гиляне - шаховых землях! - послышался голос гнусавого дьяка.
Запахло резким и горьким дымом, зашипела плоть. Моё тело корчилось и билось в судорогах. Долгорукий злорадно пожирал меня глазами. Я стиснул зубы и прикусил язык, едва сдержав рвущийся из гортани крик. Где-то жалобно заплакал брат:
- Ой, покайся, Степан - ведь из-за тебя и меня пытают!
- Заткнись, сука! - прохрипел я.
Холодные глаза Долгорукого стали как будто ближе - в них уже явственно читалось победное торжество.
- Горячо? - выкрикнул кто-то из бояр.
- Хочешь попробовать? - откликнулся я, сплюнув кровью в стоящего рядом палача.
Тот отшатнулся в сторону.
Великий князь Юрий Алексеевич Долгорукий встал. Из-под его распахнутой боярской шубы виднелся чёрный кафтан. В свете факелов блеснули крупные жемчужины.
- Пусть передохнёт - с него ещё взыщется! Пусть ответит Фролка-вор.
Меня оттаскивают в сторону и бросают на пол возле влажной стены Земского подвала. Помощник палача льёт из бадьи на грудь и лицо. Захлёбываясь и задыхаясь, я ловлю ртом воду и смываю кровь. Помощник смеётся и уходит. Стены подвала оглашаются криками Фрола - его подвесили на дыбу.
- Ты не шибко его кнутом, - кричит дьяк, - он не в Стеньку-вора пошёл хлипок! Ещё издохнет!
Я откидываю голову, касаюсь холодной стены. Крики брата не умолкают:
- Эх, Фрол, Фрол... Не из одного теста мы вылеплены, - горько шепчу я, сбрасывая опалёнными ресницами непрошеные слёзы.
* * *
Наш младшенький... Он не был таким высоким и крепким, как я или Иван. Не был и умным - всегда шёл за старшими, тянулся за ними. Они и в обиду не дадут, и дуван по-братски разделят. Я любил его и люблю сейчас. Всегда пытался сделать его отважным казаком, думал, что получилось... Не получилось. Слабая у него воля - нет той жилки, что была у старого Рази и брата моего Ивана.
Фрол всегда колебался, выбирал сильнейшего, долго не мог понять - за мной идти или слушать советы старого Корнилы. Корнила звал Фрола на советы думал через него со мной сладить, старый чёрт...
- Степан, что у тебя с крёстным случилось?! Обижается, что не заходишь к нему, когда зовёт.
- Разные дороги у нас с Корнилой, - отвечаю. - Крёстный снюхался с боярами, московские гости часто гостят, боярский чин ему обещают, вот он и привечает их.
- Так то ж разговор о пищальном и пушкарном зелье и хлебе, о службе государёвой.
- Знаешь, что московские требуют?
Фрол виновато моргает и качает головой:
- Не-а.
- Чтобы вольный Дон пришлых выдавал! Голь в верховья каждый год прибывает, а бояре записки пишут о выдаче - жалобятся толстобрюхие царю. А он скоро заставит Корнилу казацкую вольность забыть! Домовитые ничего не потеряют - станут новыми боярами да воеводами. Не по пути нам с крёстным, брат - другая у нас дорога! Дай срок - поднимем голь, пошарпаем, как Васька Ус, бояр по Волге, навестим турчанина и кизылбашца.
Не гулял со мной к персиянам Фрол - остался дома.
- Погляжу я за Олёной Микитишной, за детьми твоими - Гришаткой и меньшим. В обиду не дам! - пообещал мне Фрол.
- Жди, Фролка - вернусь я, и грянет имя Разиных по Руси! - толкнул я брата в бок.
Мы обнялись на прощание и поцеловались.
Встретились после персидского похода - он пришёл вместе с Василием Лавреевым.
- Брат, радуюсь, что вижу тебя живым и лихим атаманом! - кинулся обнимать меня Фрол.
Расцеловались.
- Жёнку твою доглядел и детей - все живы, здоровы, ждут.
- Дождутся, - добродушно хмыкнул я и крикнул есаулу: - Лазарка, подай вина брату моему единокровному и лихому атаману Ваське Усу!
Фролка с улыбкой поднял кубок и окинул шатёр взглядом:
- Богатый ясырь, атаман! За удачу твою военную, за волю казацкую!
Стукнулись и выпили залпом. Я обнял брата за плечи:
- Вот теперь люб ты мне, Фрол - говоришь, как настоящий казак! Лазарка, тащи мой малиновый становой кафтан персидский!
- Брат мой, атаман - бери меня к себе на службу - буду верой и правдой служить, помогать казацкому делу!
- Лей, Лазарка - почему пустуют кубки?!
Стукнулись кубками втроём, выпили.
