А когда-нибудь он станет впервые отцом.
Как я.
А я - дедом.
Глава десятая
--===Свое время===-
Глава десятая
В то время, когда Тамара находилась в роддоме, я получил письмо от Наташи. Впечатление от первых строк было такое, будто она затаила дыхание перед тем, как броситься в ледяную воду. Она писала,что чувствует, случилось у меня что-то непоправимое, и как ей пусто без меня, нет меня рядом, нет меня в бывшей усадьбе, где мы разлучались только на ночь, и если я есть, то только в ее снах.
Письмо Наташи заканчивалось стихами:
Мимо вокзалов, полей и берез
письмо мое едет под стук колес.
Мои беспечные руки
его опустили в ящик
и мечутся нынче в муке
разве оно настоящее?
Вернуть мне его назад!
Где были мои глаза?
Как я сумела,
как смела?!
Как оно пролетело
сквозь духа цензуру?
Прости меня, глупую дуру...
Любить высоко и чисто
за что, мой любимый?
За что, мой неистовый?!
Перечитывать письмо я не стал.
Держал в руках листок клетчатой бумаги, исписанной круглым, полудетским почерком, видел глаза Наташи сквозь окно уходящего автобуса... Что ей сказать?
Правду.
Если поймет, то дождется, если нет...
"... Не вели казнить, вели миловать. Знаю, как извелась, ожидая весточки от меня, и хорошо сделала, что сама написала. Не стану ссылаться на дела и занятость - все оказалось иначе, чем я предполагал - знай только одно, что я не хочу терять тебя и верю в нашу встречу, несмотря ни на что. Все, что было, помню настолько ясно, что остро жаль времени, растраченного в санатории на шахматы и другие развлечения без тебя.
Ты совершенно права - поменялась обстановка, размеренный режим санаторной жизни сменился на суматошный ритм города - и я ощущаю, как нехватает кислорода наших ежедневных прогулок и послеобеденного отдыха, к чему мы так привыкли. Поэтому набирайся как можно больше здоровья и сил, не ленись, не хандри - гуляй, не торопись выписываться, будут предлагать остаться -оставайся в санатории без сомнений как можно дольше.
В нашей студии меня встретили так, будто расстались только вчера. Родные лица ребят - Коля Осинников, Виталий Вехов. Я рассказывал тебе о них. Серьезно поговорили с Костей Гашетниковым, руководителем нашей киностудии. Он уже заканчивает режиссерские курсы, куда я отослал свои работы, и приступает к съемкам самого настоящего полнометражного фильма о лесничих. На курсы я, к сожалению, не поступил, может быть это и к лучшему.
Иная ждет меня стезя.
Наше несчастье, наша болезнь оказалась причиной нашей встречи. Неужели счастье всегда приходит после несчастья? В таком случае твои предчувствия не обманули тебя - нам предстоят новые испытания. У меня родился сын. Я должен вернуться к жене, к матери моего ребенка.
Как все сбудется, как сложится - не знаю, честное слово.
Повторяю, терять тебя не хочу, поступить иначе не могу.
Сохрани любовь.
Сохрани веру..."
Три спички, зажженные ночью одна за другой.
Первая, чтобы увидеть твои глаза.
Вторая, чтобы губы увидеть твои.
Третья, чтобы увидеть лицо твое
все, целиком.
И чтобы помнить все это,
тебя обнимая потом,
непроглядная темень кругом...
Где я читал эти стихи?
Глава одинадцатая
--===Свое время===-
Глава одинадцатая
Мы молча пожали друг другу руки. Сели. Закурили.
Я внимательно рассматривал Костю Гашетникова. Сколько мы с ним не виделись? Несколько месяцев, наверное. Став профессиональным режиссером после окончания Высших курсов, он, пожалуй, слегка погрузнел, как бы спрятался за новым слоем брони и поглядывал на меня изнутри маленькими глазками.
- Как Елена?
- По-прежнему. Без работы. Без настоящей. Парадокс, хорошая актриса, это я тебе не как заинтересованное лицо говорю, а ролей никто не дает такой типаж уже есть. Актрису такую Корнееву знаешь? Так вот, моя Ленка на экране точная ее копия. Как близнецы.
- А ты взял бы ее к себе в картину, придумал бы ей эпизод.
- Нельзя. Жена. Это раньше можно было, а сейчас категорически не приветствуется.
- А Самборов? Всю жизнь жену снимал. И сейчас, по-моему, снимает.
- Так то Самборов. Он же Сам...боров.
- Жаль... А что у тебя с фильмом?
- Это уже интервью? - Костя Гашетников с усмешкой уставился на меня. Как прежний, ироничный и саркастический Гашетников.
Я сам попросил его о встрече - сыну полгода, денег в обрез, решил подзаработать, тем более, что Ян Паулс обещал посодействовать - у него знакомый редактор в "Советском экране". - Нет... Не знаю, как писать о тебе. Наверное, о Самборове легче было бы. Но у меня задача другая. Нужен материал о молодых.
- Тогда просто, - прищурился Костя. - Значит, так... В своей первой ленте "Полнолуние" начинающий режиссер затронул волнительную для всех нас тему охраны русского леса, так глубоко и полно раскрытую старейшим советским писателем Леонидом Леоновым. Молодые кинематографисты. Какие они? Какие проблемы находятся в центре их внимания? На остром конфликте между новым и старым молодые авторы, из которых следует особо выделить старейшину операторского цеха Бориса Карловича Юрловского, работавшего еще с Дзигой Вертовым, исследуют разные характеры, рассматривают через объектов киноаппарата...
- Перестань, я так никогда не напишу, - прервал я Костю.
- Но зато финал фильма, апофеоз апогея, это победа добра над злом, рассвет на вырубленной делянке и молодые побеги будущего леса.
- Пусть так профессиональный кинокритик пишет.
- Ладно, старик, шучу. Давай в самом деле о деле... Ты сценарий фильма, который я собираюсь ставить, читал?
- Какой вариант? - спросил я тихо.
Костя глубоко затянулся сигаретой, внимательно, навскидку глянул на меня:
- Тебе известно?
- Да.
Он откинулся на спинку кресла.
- А какой вариант ты читал?
- Оба.
- Каким образом? - жестко спросил он.
- Рассказ в "Новом мире" был опубликован два года назад, легко представить себе, что из этого вышло. А твой вариант сценария дал мне Коля Осинников.
- Николай?.. Тогда понятно... Ладно, хорошо. Ну и что? Твое мнение?
- Так ты же, хитрец, все поменял. Рассказ был простой, камерный, лирический - он и она едут на дачу, проводят там субботу и воскресенье, уезжают влюбленными, а возвращаются чужими друг другу людьми.
- Вот-вот, ты совершенно точно это уловил, чужими людьми, - оживился Гашетников.
- В твоем же варианте появляется третий персонаж. Хозяин дачи. К нему в гости и едут влюбленные герои рассказа. В электричке к девушке пристают хулиганы, и третий выходит с ними, а второй остается. Драка. В тамбуре. Драка тупая, под стук колес. На остановке третий падает на пол, и автоматические двери зажимают ему шею. А хулиганы продолжают бить обезглавленное тело, которое корчится в бессильных судорогах. После этого трое проводят ночь вместе на даче. В разных углах. В страхе. Утром солнце и снег берут свое, и, казалось бы, забыта ночь. А на обратном пути в Москву опять в вагоне появляются те же хулиганы. Они не бьют, просто на ходу небрежно сдвигают третьему шапку на глаза. На вокзале трое расходятся в разные стороны. Как чужие... Их разлучил страх... Страх разлучает людей... Я знаю этот страх, Костя, холодный, животный страх, от которого слабеет тело и меркнет разум... Я хорошо помню послевоенные подмосковные поезда, по которым ходили приблатненные компании... Страх, который надо преодолеть, если хочешь быть человеком.
