Обычные вальсы. Вернее, они назывались уже иначе, и были обычными именно для этого места и времени, но какая разница? Все было так старомодно, так замшело… В день прибытия, кажется, у нас не намечалось ничего серьезного, кроме того, чтобы тратить время впустую у всех на виду.
— Когда-то на Веге… — проговорил я просто из-за свободного бесцельного блуждания мыслей, — был знаменитый «зал парящих колонн»… — Со сложной системой антигравитации, а вернее, произвольной гравитации под ногами танцующих — колонны тут были ни при чем, только облегчали навигацию, — и во время танца все кружились в воздухе… — ой!..
Линор засмеялась.
— Ну при чем тут Вега? В наши времена это есть повсюду.
— Вот знаешь, вдруг подумал, что здесь даже не сподобились, для солидности… — И это после патетического спуска с небес? Кажется, я сам себе противоречил, смешивая воспоминания о давнем и старомодном с тем, что попадалось на глаза. — А там когда-то был самый легендарный. Пока весь королевский дворец не взлетел на воздух…
И как раз с этим ассоциировал тоже. Иначе не получалось.
Мы снова воспарили на воздушной подушке, на этот раз не на безумной высоте.
— Упускаешь детали, — назидательно заметила Линор. — Явно хочешь быть где-то еще, а не здесь.
— А кто нет? — риторически вопросил я.
Конечно, пока мы здесь, и мы даже потанцуем — но перспективу жить под микроскопом не возместишь никакими сияющими облаками. Кажется, мое настроение опять стало портиться. Кого можно обмануть тем, что здесь что-то можно сделать? Все это только иллюзия полета, искусственные гравитационные поля. Надежно удерживающие в воздухе, так что даже трудно потерять равновесие — они мгновенно перестраиваются под тобой и держат — куда надежней, чем морская вода. Они не дают упасть, они не блокируют некоторые движения — иначе танец был бы невозможен. Некоторые — не значит все. Можно приноровиться и достичь высокого искусства в этом передвижении, но свободы тут нет — меньше, чем если просто двигаться по паркету. Зато можно взмыть ввысь. Сделать вид. Если не случится никакой неполадки.
* * *
Утро началось скверно. С назойливой вибрации будильника и тревожного, выпрыгнувшего из тяжелого сна, электрического ощущения, что произошло что-то непоправимое — мы действительно упустили какие-то детали. Важные для нас. И это было скверно. С нашей стороны скверно. Хуже привкуса похмелья, которого в наши дни не так-то просто добиться честно. Мы сделали что-то — чего-то не сделав, не заметив. Так чувствуешь себя какое-то время спустя после того, как тебя обвели вокруг пальца. Твое внимание все время было отвлечено, и вдруг картина становится ясной. Или почти ясной. Возможной.
Так-так-так… коммуникатор… Сволочь! У нас же не было своих! Только действующие на флагмане — приспособленные для связи в его пределах. Здесь — был дворцовый. А все прочее, что еще оставалось «нашим», было оставлено на корабле и забыто. И неодушевленные предметы, и не только. Прежде, чем я разыскал кого-то, даже Линор, я уже знал, что произошло — слишком скользкая политическая ситуация. Для того чтобы оставили в покое нас самих, кем-то пришлось пожертвовать. Всей командой «Горгульи», а также Нейтом и Тарси. Я не мог добиться внятного ответа, куда именно они делись. Просто — Денеб не мог предоставить им убежища, и им пришлось срочно покинуть его — пока мы теряли время «у всех на виду».
— Но это же значит, что мы ничего не значим!
— Да, именно так, — отрезал отец. — Едва услышав от меня что-то, он сгреб меня в охапку и затолкал в комнату. Предполагалось, что это какая-то часть их общих с матерью покоев, но какая именно, сказать было трудно. Еще не обжитая. Его кабинет? Приемная? Кунсткамера? Какие-то глухие шкафы, портреты на стенах, статуэтки — тихий ужас. — Привыкай. Это тебе не игрушечное сказочное королевство, наполовину созданное воображением.
— Они все созданы воображением. Миллиардов людей, а потом воплощены. Но почему нам не сказали ни слова?..
— Подумай сам.
— Я знаю, почему!
— Тогда чего ты требуешь?
— Чтобы этого не было! Они знали, что нам это не понравится, и потому смолчали. — Меня осенила нехорошая мысль… — А ты? Ты знал?
— Нет. Я знаю только, что теперь мы можем ожидать чего угодно.
— Нас же просто водили за нос!
— Значит, не видели другого выхода.
— Или не хотели видеть. И мать — уж она-то точно знала.
Он помолчал, потом вздохнул.
— Конечно, знала.
— Все это, чтобы уберечь нас, конечно?
— Вот именно. Тебе не раз придется поступать так самому, и от этого она нас тоже бережет поначалу. Ты уже поступал так в прошлом. Нечего сказать на это?
Если и было что, я этого не вспомнил, пока он не продолжил:
— Сколько раз ты повторял: «Я мог бы сказать, что это был не я, если бы не знал обратного». Это было только преувеличение? Попытка причаститься к чему-то пусть скверному, но великому, за неимением собственного? Теперь оно твое.
Я посмотрел на отца и почувствовал удивление. Я, как будто, никогда не смотрел на него настолько со стороны. В этой странной обстановке, в совсем другой жизни, вдали от «Януса». Он показался мне странно молодым, как если бы вдруг перестал быть отцом и стал братом. Здесь, в этом мире, он тоже не управлял ситуацией, не был «царем и богом». И он действительно был еще молод (здесь не чувствовалось наслоений чужих жизней, я и сам ощутил себя совсем ребенком) и… взбешен. Он тоже был расстроен. И ничего не мог поделать.
Я кашлянул, прочищая горло.
— Линор…
— Отлично. — Отец, печатая шаг, прошел к двери и распахнул ее. — Приведи ее. Понятия не имею, где она сейчас может быть — найди ее…
Я кивнул, но не успел выйти.
— Я здесь, — тихо раздалось из коридора.
Отец вздохнул чуть успокоенно и впустил нашу… мою сестру в комнату.
Линор выглядела как тоненький неуверенный призрак, совершенно не напоминая себя саму. Будто была здесь случайной тенью, забредшей по ошибке из какой-то другой вероятности.
— Ну? — спросил отец, переводя взгляд с одного из нас на другого. — Кажется, придется повторить весь разговор? Или не придется?
Линор тоже посмотрела на нас обоих поочередно, и покачала головой. Это вызвало у меня нервную усмешку.
— И все-таки нас не спросили, — укоризненно сказала она. — Разве мы не могли что-нибудь придумать? И разве кто-то, кроме нас, знает, насколько это плохо?
— Может быть, кто-то и знает, — пожал плечами отец. — На это есть специальные организации. Называются секретные службы.
