Действительно. Региональные станции даже в непосредственной близости от Бронингема не зафиксировали сейсмической активности, и метеослужба также не отметила значительных атмосферных явлений. Но семь чаш гнева божьего пролились на землю... "...И сделались град и огонь, смешанные с кровью, и третья часть деревьев сгорела, и вся трава зеленая сгорела, и большая гора, пылающая огнем, низверглась в море, и третья часть моря сделалась кровью, как бы мертвеца, и все одушевленное умерло в море, и поражена была третья часть солнца, и третья часть луны, и третья часть звезд, так что затмилась третья часть их, и третья часть дня не светла была, так, как и ночи..." Лаборатория Брюса находилась на окраине города, в излучине реки. Градины синего цвета били, как пули, глубоко уходя в землю. Двое сотрудников погибли, не успев укрыться в здании. Брюс распорядился надеть противогазы и освинцованные костюмы радиационной защиты, что спасло жизнь многим, когда запылал воздух. Он сразу сориентировался - записи в протоколе с самого начала велись четко и чрезвычайно подробно. В столовой обнаружились продукты. В мастерских нашелся движок средней мощности. Удалось подключить кое-какую аппаратуру. На частично сохранившейся магнитофонной пленке среди гула, скрежета и тресков можно было разобрать далекий голос: - Горе, горе, горе живущим на земле!.. Эта запись вызвала ожесточенные споры и обвинения в фальсификации. Лаймон, накрывшись металлическим щитом, принес образцы градин. Они обладали громадной теплоемкостью и буквально прожигали тигли. Первая неделя прошла сравнительно спокойно. Группа даже увеличилась за счет жителей ближайших домов. Но в понедельник, на исходе дня, вострубили ангелы, имеющие семь труб... "И упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде - Полынь: третья часть вод сделалась полынью"... Умер молодой Бингсби, и еще четверо сотрудников получили тяжелое отравление. Положение сразу ухудшилось. Дистилляцию наладили с трудом. Пробы полынной воды были запаяны в сосуды из пероксного стекла. Позже анализ обнаружил в них "росу Вельзевула", что нанесло серьезный удар психологическим интерпретациям апокалипсиса. Наибольший интерес представляет упоминание о "запечатленных", которые должны были спастись. Брюс сам видел - голый, перепачканный землей человек шел через двор по горящему мазуту, и на лбу его фосфором пылала зеленая печать. Он не отозвался на оклики и пропал в смертельном дыму. Согласно источнику, "запечатленных" должно было быть сто сорок четыре тысячи. Цифра явно завышенная. Но уже после апокалипсиса ходили слухи о чудесных исцелениях и божьих людях, не горящих в огне и не тонущих в водах. Всплывали конкретные имена. Операция "Иоанн" получила новую фазу развития. Возобладало мнение Хертвига, что Оракул путем апокалипсиса пытается найти посредников для Контакта - таких людей, которые по своим психофизиологическим характеристикам были бы способны к восприятию неземной семантики. Совет вынес решение. Беженцы были изолированы. С каждым работали одновременно два-три аналитика. Применялся гипноз и галлюциногены. Это привело к разоблачениям в прессе и колоссальной утечке информации - частные руки. Все было безрезультатно. Критерии оказались ложными. Легенды иссякли. К сожалению, никто не общался с "запечатленными" непосредственно и мы не знаем, чем они отличаются от других людей. На исходе месяца группа Брюса начала совершать небольшие вылазки. Это совпало с появлением саранчи... "Отворился кладезь бездны, и вышел дым из кладезя, как дым из большой печи; и помрачилось солнце и воздух от дыма из кладезя. И из дыма вышла саранча на землю, и сказано было ей, чтобы не делала вреда траве земной, и никакой зелени, и никакому дереву, а только одним людям, и дано ей не убивать их, а только мучить, и мучение от нее подобно мучению от скорпиона, когда ужалит человека"... Брюс определяет размеры саранчи до метра в длину. Удалось загнать и убить одно насекомое. При этом, получив укус, погиб Эдварде. Брюс сделал подробное описание. Перепончатые крылья, золотой венец, почти человеческое лицо - мягкая, теплая кожа, шесть зазубренных ног, хитин, который не берет ножовка. Ткань тела имела неклеточное строение - гомогенная масса, срастающаяся с железным хитином. Брюс упоминает о звездчатых образованиях в ней, называя их ядерными синцитиями, но препараты не сохранились. Лаборатория сильно пострадала от землетрясения и пожара. Большая часть сотрудников решила пробиваться во внешний мир. Судьба их неизвестна. Они унесли с собой множество документов и единственный экземпляр саранчи, зафиксированный в формалине. Брюс умер за рабочим столом - еще не успев дописать рождение Младенца и появление на небе Красного Дракона с семью головами, готового, пожрать его.
Подобную символику можно было толковать как угодно. Что и делалось. Но огромный шок, испытанный человечеством, заставил впервые осознать некоторые масштабы: Земля и Вселенная - искра жизни в океане холода и пустоты. Кто мы и зачем? - этот вопрос волновал теперь не только горстку философов. Было сильнейшее разочарование. Ладислав Сморгла в предисловии к своей книге "Зерно культуры" писал: "...происходит очищение базиса цивилизации, сущности ее - того, что объединяет людей независимо от пестрой мозаики расовой, государственной или социальной принадлежности... Как ни странно, единым связующим звеном в настоящий момент оказалась религия. Именно ее и пытается познать Оракул, даже не подозревая, что на самом деле сохранилась одна скорлупа, а содержание давно превратилось в сухую и слабую пыль. К сожалению, западная культура не смогла представить ничего более существенного, чтобы продемонстрировать иному Разуму самую суть человечества..."
В темноте завыла сирена - вынимая душу, выдергивая по нитке каждый нерв. - Встать!.. - в самое ухо заорал Скотина Бак. - Слезай, скотина!.. Я кубарем полетел с нар. Стуча зубами, натянул штаны, продел руки в полосатую куртку. От нее разило карболкой. Она если и согревала, то самую чуть, но спать в одежде все равно не разрешалось. Скотина Бак, не ленясь, сам, два или три раза за ночь обходил бараки и, если замечал непорядок, срывал с провинившегося задубевшее, драное одеяло, ударами резиновой дубинки гнал из теплого и затхлого нутра - ставил снаружи, в ледяном сумраке, под синим кругом дверной лампы - на весь остаток ночи.
- Сми-ирна!..
Блоковые, выказывая усердие, побежали в проходе. Рассыпали Тычки. Сопели и матерились. Но больше для виду. Они жили тут же, в закутке, за дощатой перегородкой и знали, что ночью, когда в придавленных темнотой бараках тихой змеей от стенки к стенке ползет въедливо-ядовитый шепот, каждый из них может запросто лечь и не проснуться - найдут утром с посиневшим языком и вытаращенными от удушья глазами. Поэтому блоковые даже под совиным взглядом Скотины Бака лишь бодро суетились - на месте, стараясь не забираться далеко в гущу копошащихся, с трудом разгибающихся, полосатых тел. Я улучил момент и как всегда сунул на грудь сбереженную пайку - ощутил кожей колючую твердость хлеба. У меня ныла спина, и позвоночник, хрустя, разламывался на части. На скуле немел кровоподтек: это приложился Сапог, увидев, что я везу полупустую тачку. Я не сразу вспомнил о Водаке. А когда вспомнил, тут же вылетела из головы и спина, и нарывающий палец, и то, что вчера, перед отбоем, сидя на нарах, я с тоской и горечью кончиком языка сковырнул два левых зуба и выплюнул их в ладонь.
