Не каждый владетель готов был пожертвовать детьми, чтобы убедиться, так ли уж мягок сердцем этот нечаянный царь. Но теперь - почему бы не убедиться всем?
Девочка этого не знала. Но брат ее, внесший ее на руках на помост перед царским дворцом, - он знал. И вот в его-то глаза Акамие не стал глядеть. Так, мельком коснулся взглядом лица.
Рядом с царем сидел другой мальчик, ровесник тому, важный: наследник, Джуддатара ан-Лакхаараа. Акамие поглядывал на его строгое, спокойное лицо и объяснял:
- Необходимо это. Если пощадим детей правителя Ассаниды, следом и Бахарес, и Удж поднимут мятеж.
Джуддатара степенно кивал.
- Не быть царству крепким, если правитель мягок сердцем и слаб руками. Так надо. Кто жалостлив к детям врага - безжалостен к своим. Понимаешь? Пойдут мятежные войска по Хайру - таким же детям понесут смерть и рабство. Лучше, чтобы умерли эти двое. Их отец знал, что делает, когда отсылал заложниками в Аз-Захру. Знал и тогда, когда поднял мятеж. Он их казнил - не мы.
Джуддатара кивал. Все это, и гораздо толковее, уже объяснил ему наставник, отбывший на ту сторону мира ан-Эриди. Убрался со своими советами. Дяде они подходят, не Джуддатаре. А дядя, сам слышал Джуддатара, как сказала царица, будет теперь без ан-Эриди беспомощен. И может быть, - и не удивился бы Джуддатара, узнав доподлинно, что это так, - может быть не сам по себе умер ан-Эриди, хоть и говорили, что вернулся он от царя до крайности расстроенный. Может быть, сама царица повелела, чтобы умер ан-Эриди. И сказала, услышав новость: "Вот теперь никто не помешает сыну рабыни погубить себя".
Зачем дядя пятый раз повторяет то, что всякому понятно? Так должно быть - так и будет. И голос у дяди не тот, чтобы говорить о делах правления. Мягкий голос, нет в нем твердости и силы. Молчал бы уже. У Джуддатары сегодня большой день, праздник. Он участвует во взрослом деле. В первый раз. Скоро - через четыре лета - он сам станет правителем. Сам будет решать и отдавать приказания. Но сегодня, уже сегодня пусть видят все, собравшиеся посмотреть на казнь: вот сидит их повелитель, прирожденный, настоящий. Старший сын старшего сына Эртхабадра, последнего великого царя Хайра. Последнего, если считать до сих пор, до Джуддатары. Его отец тоже был бы великим царем. Но он не успел. И Джуддатара знает, из-за кого случилось несчастье. Но Джуддатара не станет спешить с местью и вырывать венец из слабых дядиных рук прежде времени. Вот придет его четырнадцатое лето - он станет мужчиной и все возьмет. Ведь малолетний царь в царстве не хозяин. Не для того же брать венец и престол власти, чтобы слушаться взрослых, которые в том помогут, но взамен потребуют повиновения. Нет уж. Не бывать.
Акамие смотрел на племянника и говорил, говорил, а думал: настоящий царь и повелитель Хайра вырастет из этого мальчика, и ждать осталось недолго, а пока самому надо решать и повелевать, и проявлять твердость, и изгонять жалость из сердца.
А другой мальчик, тот, на нижнем помосте, предлагая игру, расправил перед лицом наряженной девочки платок. И опять улыбнулся. Девочка не улыбалась, серьезно смотрела - и кивнула, послушно закрыла глаза. Мальчик торопливо сложил платок и завязал сестре лицо. Заботливо поправил, чтобы складки не жали. Снова, как куклу, взял за бока и понес к плахе. Что-то говорил ей, и она опустилась на колени. Плаха была для нее высока, и палач поднес скамеечку. Мальчик приподнял сестру. Палач ловко вдвинул скамеечку ей под коленки. И не отошел, перехватил рукоять топора обеими руками, примериваясь, покачал им в воздухе. Мальчик положил руку на плаху, ладонью вверх, а другой обнял сестру за плечи и опустил ее голову щекой на свою ладонь. Что он еще мог сделать для нее? Защитить не мог.
- Это необходимо, - сказал Акамие, снова поворачиваясь к наследнику, и заметил тень нетерпения и досады, пробежавшую по его лицу. - Необходимо, повторил Акамие.
Палач медленно занес топор, повел им, чуть поворачивая лезвие - ловил на него солнце, пускал слепящие блики в глаза собравшимся посмотреть на казнь, ловил на него взгляды, жаждущие скользнуть вниз движением, слитным с движением лезвия. И вот, изловив все, собрав, приподнял топор точно над склоненной шеей с двумя косицами по бокам, над тонким белым пробором, убегавшим под узел розового платка.
- А-канна-тэ! - негромко сказал Акамие. И встал. И пока он поднимался, многое успело произойти. Тонкий пересвист сетью сплелся над толпой. Острый блик резанул палача по глазам и заставил зажмуриться и склонить голову. Три тонких волосяных аркана размотались над толпой и, пролетев над помостом, схватили и дернули в разные стороны: один - за древко топор, второй - за шею палача, а третий - за плечи мальчика, так и не выпустившего сестру.
Беспомощно повернувшись, топор грохнул обухом о помост, палач, обламывая ногти, скреб аркан, перетянувший горло. Мальчик, дико озираясь, прижимал к себе сестру. Возле каждого стражника выросло по ашананшеди - их всегда много там, где вокруг царя собирается толпа.
И Акамие уже спускался с царского помоста, бегом. Он пробежал между стражников, взлетел по ступенькам, выхватил девочку из обессилевших рук ее брата, прижал к груди. Мальчишка тут же вскочил, отпущенный аркан волочился за ним следом, когда он шел за царем Хайра - слабым, мягкосердечным царем, уносившим на руках малышку, даже не пытавшуюся вырваться или хотя бы снять закрывавший глаза платок.
- Ооо! - выдохнула толпа. Ашананшеди окружили царя широким кольцом, отделив от толпы. И провожали до ворот дворца - и дальше, пересвистываясь с теми, кто оставался в толпе, готовые остановить любого, кто пожелал бы изменить ход событий.
Наследник Джуддатара ан-Лакхаараа, услышав этот свист у себя за спиной, сидел неподвижно и дышал медленно и застывшим взглядом провожал своего дядю, погубившего царство.
О том, что случилось после
В библиотеке он передал девочку в руки одного из лазутчиков, другой уже освободил от петли ее брата и сматывал аркан.
Вбежал Сиуджин.
- Боюсь, тебе все же придется уехать, - улыбнулся Акамие. - Хорошо, если мне удастся снабдить тебя припасами в дорогу. Ох-хо...
- Ни в коем случае!
- Погоди. А где Хойре?
- Разве он не здесь?
Акамие покачал головой.
- Повелитель, - окликнул его один из ашананшеди. - Что ты нам прикажешь?
- А что тут можно сделать? - улыбнулся Акамие. - Уходите. Сделайте для меня последнее - возьмите с собой Сиуджина. И этих детей. Я больше не царь в Хайре. Если кто-нибудь из вас решится - убейте меня. Когда они придут сюда, зачем мне быть живым?
- Я останусь! - воскликнул Сю-юн. - Если ты не позволишь мне защищать тебя, позволь умереть с тобой.
