- Ну а потом? Видели вы свою хозяйку потом? И снова домохранительница покачала головой:
- Нет, она сразу уехала. И она, и муж, я вам сказала. Мы их так и не увидели.
- Позвольте мне с этим разобраться... Сэр Джордж и леди Моуберли сразу уехали на медовый месяц? Правильно? А до того на свадьбе у вашей хозяйки не было ни родственников, ни друзей - вообще никого, кого бы она знала?
- Ну! Такова уж была ее собственная воля. Она всегда все в одиночку, с тех пор как с головой у нее стало не в порядке. И с нами, слугами, ничего не захотела иметь общего - понабрала новых, своих. Меня к ней в день свадьбы вообще не подпустили, хоть я с пеленок была при ней. Никого из нас не подпустили.
Элиот взглянул на профессора. Тот кивнул в ответ, словно подтверждая какое-то подозрение, о котором они говорили раньше. Элиот повернулся к старушке:
- Вы нам очень помогли, но еще одно: в ночь перед свадьбой не случилось ли чего-нибудь необычного? Чего-нибудь, запомнившегося вам?
Домохранительница задумалась, а затем вздохнула:
- Не-а. Ничего... разве что настроение было странное у ее сиятельства. - Она помедлила, вспоминая что-то. - В склеп миссис Харкорт ломились...
- Миссис Харкорт? - прервал ее Элиот. - Это же мать леди Моуберли?
- Ну! - кивнула старушка. - Так и взломали вход в склеп с ее надгробием. Но это не у нас, а там, в Уитби, при церкви святой Марии.
Элиот вдруг напрягся, окостенел, и ноздри его раздулись, как будто почуяв запах погони.
- Давайте-ка я повторю все снова, - медленно проговорил он. - В ночь перед свадьбой леди Моуберли склеп Харкортов взломали? Так? Кто-то пытался открыть гроб?
- Ну! - подтвердила домохранительница. - Может, и пытался. А вот зачем пытался - не могу сказать.
Элиот с победоносным видом покачал головой.
- Спасибо вам, - прошептал он, пожимая руки старушке. - Большое спасибо.
Он повернулся и, не сказав ни слова, заторопился прочь от дома.
Кэб поджидал нас. Элиот велел вознице возвращаться в Уитби и всю дорогу просидел, сжав губы и сдвинув брови, но его глаза выдавали, что он все-таки решил загадку. Я же, конечно, оставался в неведении, как и раньше, но, помня, что Элиот не любит расспросов, решил подождать, пока он сам не заговорит. Когда же он зашел в лавку и заказал кирку, заступ и тяжелый молот, я больше не смог сдерживать любопытства.
- Расскажите, что вы надумали, Элиот, - потребовал я, как только мы вышли. - Насколько я понял, вы уверились, что сэр Джордж женился не на своей настоящей невесте.
- Конечно, - ответил Элиот. - Это очевидно.
- Вы забываете, - перебил профессор, - что мистер Стокер не вполне знаком с предысторией дела.
- С предысторией? - поинтересовался я. - Какой предысторией?
- Какой? - улыбнулся профессор и погладил себя по округлому животу. А той, которая рассказывает об управлении человеком с помощью мысли.
Улыбка его погасла.
- Я сам это видел и знаю, что мозг простого смертного могут совратить и полностью поработить. Жертва становится инструментом в чужих руках. И такая участь могла постичь, вернее наверняка постигла Розамунду Харкорт.
- Вы имеете в виду эту ее "странность"?
- Вот именно, - проговорил Элиот. - Свадьба, наем новых слуг, стремление к одиночеству - все это могло быть устроено по чьему-то приказу, ибо ее мысли к тому времени уже не принадлежали ей. И, следуя таким приказам, мисс Харкорт готовила собственную смерть. Смерть, - он нахмурился, - или нечто худшее...
- Худшее?
Элиот взглянул на утес на востоке, где на фоне сгущающихся туч вырисовывались контуры аббатства.
- Это мы должны разузнать, - пробормотал он.
Он вдруг вздрогнул и спрятал заступ под складками плаща, снова поглядев на небо. Небо позеленело, воздух отяжелел от удушающей жары и усиливающейся напряженности, которая в преддверии грозы всегда влияет на людей с чувствительной натурой.
- Сегодня ночью будет буря, - сказал он. - Но она лишь поможет нам. Он посмотрел на часы - только что миновало девять. - Идемте, нам надо перекусить. То, чем мы займемся ночью, не делается на пустой желудок.
Я едва ли мог подозревать, что он имеет в виду. Заступ и кирку не покупают по прихоти, но у меня не было желания подтверждать некоторые свои темные мысли. Я ел от души, насколько позволяли обстоятельства, и незадолго до полуночи мы, наконец, вышли из постоялого двора. Духота еще усилилась, воздух гнетуще давил. Мы прошли мимо гавани - Элиот вел нас к подножию восточного утеса, на вершине которого стояли руины аббатства. Раздался раскат грома, и, взглянув на море, я увидел, что там призрачной белой стеной поднимается туман, накатываясь на выход из гавани. Прогремел еще один раскат, и без какого-либо дальнейшего предупреждения разразилась гроза. Все вокруг забилось в конвульсиях: волны вздымались с нарастающей яростью, обрушиваясь на причалы; ветер ревел, будто состязаясь с громом; небо над нами содрогалось от поступи бури. На секунду туман поднялся, рассеялся, и я увидел горы кипящей воды, вздымающиеся в несказанном великолепии и поблескивающие серебром в свете молний. А потом все это снова поглотил туман; поглотил он и нас - лица моих спутников едва виднелись сквозь мутную завесу.
Элиот взял меня за руку.
- Сюда! - крикнул он мне в ухо, указывая на старую часть городка над нами.
Мы начали взбираться по продуваемым ветром улицам, по ступеням, по сотням ступеней, ведущих вверх на утес. Мы уже подходили к его вершине, когда туман опять расступился, и, глянув вперед, я различил контуры аббатства, правда, его вид заслоняла другая церковь, стоявшая на краю утеса и окруженная кладбищем с множеством надгробий и покосившихся могильных камней.
- Церковь святой Марии, - прокричал Элиот и двинулся к кладбищу, сгибаясь на ветру, который, казалось, вот-вот сметет его с утеса, и лавируя между камней.
Я последовал за ним и вскоре понял, что цель нашего похода - самый огромный склеп, который мне когда-либо доводилось видеть, массивное сооружение из прямоугольных камней у обрыва. Подойдя к нему, Элиот остановился и огляделся по сторонам, убеждаясь, что мы здесь одни. Буря, как он и предугадал, была нашим союзником в эту ночь, ибо мы находились в самом ее центре и вокруг не было никого, кто бы отважился выдержать ее ярость.
Когда я приблизился к склепу, с моря вновь наплыл туман, враз окутав меня клубами сырых испарений, словно склизкими руками смерти. Я перестал что-либо различать и теперь мог только слышать - рев бури, раскаты грома и удары мощных волн раздавались из тьмы еще громче прежнего. Я на ощупь добрался вдоль стены до угла склепа. Впереди замаячила какая-то фигура. Она протянула руку, и я узнал Элиота. Вглядевшись в его лицо, я увидел, насколько оно неподвижно и ужасающе напряжено.
